Судебные решения
Решения ЕСПЧ
Постановление

Постановление Европейского суда по правам человека «Дело “Матыцина (Matytsina) против России”» (жалоба № 58428/10)

27 марта 2014 г.

По делу "Матыцина против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Изабель Берро-Лефевр, Председателя Палаты,
Юлии Лафранк,
Паулу Пинту ди Албукерки,
Линоса-Александра Сисилианоса,
Эрика Месе,
Ксении Туркович,
Дмитрия Дедова, судей,

а также при участии Андре Вампаша, заместителя Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 4 марта 2014 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

ПРОЦЕДУРА

1. Дело было инициировано жалобой N 58428/10, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданкой Российской Федерации Вероникой Викторовной Матыциной (далее - заявительница) 22 сентября 2010 г.

2. Интересы заявительницы, которой была предоставлена юридическая помощь, представляла Е. Карпова, адвокат, практикующая в г. Хабаровске. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявительница, в частности, жаловалась на то, что ее осуждение было обусловлено непредсказуемым толкованием уголовного законодательства и что судебное разбирательство по ее делу было несправедливым.

4. 14 декабря 2011 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации.

ФАКТЫ

I. Обстоятельства дела

A. Происшествие с участием С.Д. (апрель - июнь 2002 года)

5. Заявительница родилась в 1971 году и проживает в г. Хабаровске.

6. В 1997 году Управление юстиции Иркутской области <3> зарегистрировало некоммерческую организацию "Искусство жизни" (далее - организация). Цели организации, указанные в ее уставе, включали "содействие социальной адаптации", популяризацию здорового образа жизни, помощь людям в стрессовых ситуациях, улучшение общественных и семейных отношений. Практическая деятельность организации состояла в организации тренировок, лекций, личных консультаций и тому подобного. В "программах" организации всем заинтересованным лицам предлагалось участвовать бесплатно, хотя участников приглашали делать добровольные взносы в поддержку деятельности организации. Организация также издала ряд брошюр, содержавших сведения о ее целях и основных принципах. В брошюрах разъяснялось, что организация руководствуется учением Шри Шри Рави Шанкара, современного индийского духовного руководителя. Согласно одной из брошюр участие в программах организации поможет людям бороться с бессонницей и депрессией, укрепить сердечно-сосудистую систему, контролировать эмоции и стимулировать естественные защитные функции организма.

--------------------------------

<3> Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Управление Министерства юстиции Российской Федерации по Иркутской области (примеч. переводчика).

7. Организация действовала без лицензии. 2 февраля 2001 г. организация обратилась в Комитет по спорту и отдыху Администрации Хабаровского края по поводу выдачи лицензии. В неустановленную дату в феврале комитет подтвердил организации, что не требуется лицензирование ее программ, указав следующее:

"...Вид вашей деятельности, [а именно] семинары йоги с применением поз (асан) хатха-йоги, бхакти-йоги и крия-йоги (использование крия-пранаямы, то есть ритмического дыхания с различной скоростью), не относится к категории спортивной деятельности или оздоровительной гимнастики и не включен в единый российский реестр спортивной деятельности".

8. Весной 2002 года С.Д., которая в то время являлась студенткой третьего курса Иркутского педагогического института (далее - университет <4>), приняла участие в базовой программе организации, "Мастерская лечебного дыхания". Она участвовала в ней совместно со своей сестрой-близнецом Н.Д. Заявительница была одним из "инструкторов", ответственных за эту программу. Курс включал элементы йоги, дыхательных упражнений, пение мантр, медитацию, прослушивание музыки, ароматерапию и другие подобные практики. Участникам рекомендовалось следовать определенной диете и делать упражнения дома. Заявительница утверждала, что сама регулярно делала упражнения с 1994 года.

--------------------------------

<4> Вероятно, имеется в виду, что в 1997 году данный институт переименован в университет (примеч. переводчика).

9. В апреле 2002 года С.Д. и ее сестра начали посещать ежедневные тренировки в помещении организации. С.Д. внесла 700 рублей (примерно 20 евро) в организацию в качестве пожертвования. После окончания курса С.Д. пригласили участвовать в продвинутом курсе под названием "Вечность", который вела <5> инструктор М.С.

--------------------------------

<5> Из § 106 настоящего Постановления следует, что М.С., возможно, был мужчиной (примеч. переводчика).

10. В определенны момент С.Д. стала испытывать серьезные психологические проблемы. Ее мать позвонила в организацию и обвинила инструкторов в том, что они превратили С.Д. "в зомби". Как утверждает заявительница, мать С.Д. была ревностной сторонницей православия и не одобряла интереса дочерей к группе, которую мать называла "сектой".

11. Как утверждает мать С.Д., после тренировок у С.Д. начались галлюцинации и бред, она утратила контакт с семьей, пропускала занятия в университете и почти перестала есть. 27 июня 2002 г. мать С.Д. вызвала скорую психиатрическую помощь для своей дочери, врач сделал инъекцию, которая не помогла. Вскоре после этого С.Д. потеряла сознание и была госпитализирована.

12. В последующие месяцы С.Д. госпитализировалась несколько раз. Вначале ей ставили диагноз "реактивный психоз". Позднее врачи охарактеризовали ее психическое состояние как "связанное со стрессом шизоидное расстройство". Стороны не пришли к согласию относительно того, было ли расстройство С.Д. достаточно серьезным, чтобы его можно было квалифицировать как "шизофрению" согласно классификации психических заболеваний, используемой в Российской Федерации, последующие экспертные заключения по этому вопросу не были единодушными.

13. Как утверждали врачи клиники, в которой проходила лечение С.Д., ее психическое состояние было связано с участием в программах организации, которая в медицинском заключении от 2 июля 2002 г. характеризовалась как "секта". Дальнейшие записи в ее медицинской карте также упоминали "религиозный" характер ее бреда. После поступления С.Д. в клинику была проведена внутренняя проверка, которая заключила, что ее состояние имело "религиозный и оккультный характер" и было вызвано участием в программах организации.

14. В 2003 году организация прекратила свою деятельность в связи с отсутствием средств.

15. В последующие годы диагноз С.Д. изменялся несколько раз, в 2009 году врачи пришли к выводу, что у нее шизофрения.

B. Уголовное разбирательство и экспертные заключения,

полученные сторонами

1. Психиатрическое обследование С.Д.

(25 июля 2003 г., заключение N 1170)

и возбуждение уголовного дела

16. 24 июля 2003 г. следователь Хабаровского краевого управления милиции <6> допросил С.Д. в связи с событиями апреля - июля 2002 года. Согласно ее показаниям организация получала плату от участников программы. Программа состояла из дыхательных упражнений, прослушивания аудиозаписей голоса гуру и других подобных практик, которые С.Д. охарактеризовала как промывание мозгов. С.Д. сообщила, что почти перестала есть в период посещения курсов, поскольку учителя внушали ей, что еда - это яд. Она также забросила занятия в университете. В какой-то момент она утратила последовательность событий и вернулась к своему нормальному состоянию только в клинике.

--------------------------------

<6> Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Управление Министерства внутренних дел Хабаровского края (примеч. переводчика).

17. В неустановленную дату в первой половине 2003 года следователь назначил экспертизу предполагаемой потерпевшей С.Д.

18. 25 июля 2003 г. С.Д. была осмотрена группой психиатров в составе врачей Гул., Н. и Иг. Последняя выступала в качестве "докладчика" группы экспертов. В заключении группы N 1170 указывалось, что у С.Д. развилось "острое шизоидное психотическое расстройство", которое было связано с ее участием в программах организации. Эксперты заключили, что после 5 сентября 2002 г. С.Д. восстановила свое психическое здоровье и к моменту обследование могла участвовать в разбирательстве и давать точные показания следователю и суду.

19. 30 июля 2003 г. следователь Хабаровского краевого управления милиции возбудил уголовное дело в соответствии со статьей 235 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ) (незаконное осуществление медицинской деятельности). Следственные органы подозревали, что члены организации занимались шарлатанством и оказывали медицинские услуги С.Д. (предполагаемой потерпевшей) в отсутствие необходимых лицензий и подготовки. Однако следственные органы не предъявили обвинений в этом преступлении при возбуждении уголовного дела.

2. Первая экспертиза, проведенная

Бюро судебно-медицинской экспертизы

(19 ноября 2003 г., заключение N 197)

20. 11 августа 2003 г. следователь назначил экспертизу деятельности организации. В частности, следователь хотел установить, оказывала ли организация медицинские услуги участникам программ и был ли причинен вред здоровью предполагаемой потерпевшей в связи с участием в этих программах. Производство экспертизы было поручено Бюро судебно-медицинской экспертизы (далее - БСМЭ) Министерства здравоохранения Хабаровского края. Была образована экспертная комиссия в составе врачей Черн. (председатель), Мах., Бес. и Ч.

21. 17 сентября 2003 г. сотрудники следственных органов обыскали дом заявительницы, изъяли документы и литературу, относящиеся к деятельности организации.

22. 19 ноября 2003 г. БСМЭ представило первое заключение. Заключение было основано на исследовании материалов уголовного дела. В нем указывалось, что методы, применявшиеся организацией в ее программах, известны в традиционных (научных) и альтернативных ("народных") медицинских кругах. Однако в заключении не было ответа на вопрос о том, являлись ли эти методы медицинскими. В нем также указывалось, что медицинское состояние предполагаемой потерпевшей "наиболее вероятно" связано с ее участием в программах организации.

3. Вторая экспертиза, проведенная

Бюро судебно-медицинской экспертизы

(9 апреля 2004 г., заключение N 36)

23. 10 декабря 2003 г. следователь дал указание БСМЭ провести "дополнительную" экспертизу деятельности организации. В комиссию БСМЭ вошли врачи Черн. (председатель), Мах. и Ч. Эксперты вновь не осматривали С.Д. лично и основывали свои выводы на документах, содержавшихся в материалах дела.

24. 9 апреля 2004 г. БСМЭ представило второе заключение по требованию следователя (N 36). Однако заключение БСМЭ вновь не дало ответа на вопрос о том, оказывала ли организация медицинские услуги. В заключении отмечалось, что устав и другие документы, относящиеся к организации, не содержали указаний на медицинский характер ее программ. По мнению экспертов, важно отличать программу "Вечность" от других программ организации.

25. Эксперты также заключили, что в конкретном случае методы, применявшиеся организацией, обусловили психическое расстройство предполагаемой потерпевшей. Основная программа, которую эксперты именовали "Искусство жизни", ослабила физическое состояние предполагаемой потерпевшей. Ее дальнейшее участие в программе "Вечность" усугубило ее соматическое состояние психическим расстройством.

4. Позиция Министерства здравоохранения Хабаровского края

26. В апреле 2004 года следователь, который вел дело, запросил заключение Министерства здравоохранения Хабаровского края по поводу действий организации. 22 апреля 2004 г. исполняющий обязанности министра здравоохранения Хабаровского края ответил следующее:

"На практику народной медицины... распространяется требование о лицензировании, предусмотренное Федеральным законом от 8 августа 2001 г. "О лицензировании отдельных видов деятельности", Постановлением Правительства Российской Федерации от 4 июля 2002 г. N 499 "О лицензировании медицинской деятельности" и Приказом Министерства здравоохранения Российской Федерации от 26 июля 2002 г. N 238 "Об организации лицензирования медицинской деятельности", а также Основами законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, принятыми 22 июля 1991 г. <7>.

--------------------------------

<7> Правильнее "1993 г." (примеч. переводчика).

Приказ Министерства здравоохранения от 29 апреля 1998 г. N 142... в настоящее время не действует. Перечень медицинских услуг... установлен Приказом от 26 июля 2002 г. N 238.

Дыхательная техника и другие методы, перечисленные в перечне медицинских услуг, а также гипнотическая инфузия относятся к категории "медицинская деятельность" и подлежат лицензированию как "психотерапия" на основании:

(1) Приказа Министерства здравоохранения Российской Федерации от 16 сентября 2003 г. N 438 "О психотерапевтической помощи";

(2) методологических рекомендаций... прилагаемых к Приказу N 438;

(3) психотерапевтической энциклопедии Б. Карвасарского (2002 год).

Использование состояний транса в рамках эриксоновской психотерапии признается медицинской практикой. Однако эта техника не используется в программе "Искусство жизни", [программа основана на использовании] релаксации на базе традиционной медитации в рамках духовных практик, не требующих лицензирования.

Физические упражнения на основе асан йоги [(поз)] не являются медицинской деятельностью и не подлежат лицензированию.

Термин "частная медицинская практика" включает медицинские услуги и услуги народной медицины, поэтому данные понятия не совпадают".

5. Экспертиза, проведенная врачом А. (5 мая 2004 г.)

27. 22 апреля 2004 г. следователь вновь допросил С.Д. Она в основном подтвердила ранее данные показания. С.Д. также пояснила, что в рамках участия в "программе" она должна была использовать специальные дыхательные методики каждый вечер в течение 40 дней и что ей не разрешалось есть мясо или рыбу в любой форме. С.Д. подробно описала программу "Вечность", которую проводила сообвиняемая заявительницы М.С., и описала влияние этой программы на ее физическое состояние.

28. 23 апреля 2004 г. следователь назначил проведение новой экспертизы деятельности организации. Производство экспертизы было поручена врачу А., главному психотерапевту Управления <8> здравоохранения г. Хабаровска.

--------------------------------

<8> Так в тексте. Возможно, здесь и далее имеется в виду Министерство здравоохранения Хабаровского края (примеч. переводчика).

29. Заключение эксперта было представлено 5 мая 2004 г. Его копия была предоставлена Европейскому Суду властями Российской Федерации, но она поддается лишь частичному прочтению.

30. Первый вопрос, поставленный перед экспертом, касался требований о лицензировании народной медицины. Эксперт ответил, что лицензирование народной медицины регулируется Постановлением Правительства Российской Федерации от 26 июля 2002 г. N 238.

31. Следователь также поставил вопрос о том, относятся ли определенные практики (такие как "дыхательная гимнастика", "гипнотическая инфузия", "физические упражнения на основе поз йоги" и "введение в транс) к методам народной медицины, и требуют ли они получения медицинской лицензии. Относительно "поз йоги" эксперт заключил, что они не являются "медицинской деятельностью" и не требуют лицензирования. По поводу "дыхательной гимнастики" и "гипнотической инфузии" эксперт подтвердил, что они являются известными психотерапевтическими методами, но не применялись организацией. Элементы этих программ могли быть использованы врачами в качестве дополнительных методов психотерапевтической помощи, однако программы "Искусство жизни", согласно заключению эксперта, не имели медицинской цели, не были направлены на лечение заболеваний и, следовательно, не являлись "медицинскими".

6. Первая экспертиза, проведенная врачом Ив.

(23 ноября 2004 г.)

32. 12 августа 2004 г. следователь назначил "судебно-медицинскую и правовую экспертизу" деятельности организации. Ее производство было поручено Министерству здравоохранения Хабаровского края.

33. 23 ноября 2004 г. врач Ив., главный психиатр Управления здравоохранения Еврейской автономной области, составила заключение, в котором сделала вывод о том, что деятельность организации являлась "медицинской" по своей природе и поэтому подлежала лицензированию.

7. Обвинение заявительницы и экспертиза, проведенная

Красноярской государственной медицинской академией <9>

--------------------------------

<9> Также известен как Красноярский государственный медицинский университет (примеч. переводчика).

34. 26 ноября 2004 г. заявительнице было формально предъявлено обвинение. На первом допросе она не признала себя виновной.

35. 16 декабря 2004 г. защита получила экспертное заключение четырех врачей Красноярской государственной медицинской академии (в том числе одного профессора медицины). Комиссия экспертов опросила 118 человек, участвовавших в программах "Искусство жизни" в течение как минимум трех месяцев. Комиссия заключила, что большинство лиц тестовой группы отмечало позитивное влияние программ, включая облегчение хронических заболеваний, восстановление психологического баланса и повышение эффективности труда. В заключении комиссии подчеркивалось, что "умеренная и последовательная практика йоги в программе "Искусство жизни" не являлась несовместимой с хроническими заболеваниями или пожилым возрастом и может рекомендоваться при реабилитации после травм, хирургических операций и заболеваний". Неясно, было ли письменное заключение приобщено к материалам дела.

36. 27 декабря 2004 г. адвокат заявительницы просил следователя провести дополнительную судебно-медицинскую экспертизу. Из материалов дела неясно, должно ли было это исследование охватывать деятельность организации, состояние здоровья С.Д. или иной вопрос. 28 декабря 2004 г. следователь ответил, что все необходимые экспертизы уже проведены, вина заявительницы установлена, поэтому отсутствует необходимость в проведении новых экспертиз.

8. Вторая экспертиза, проведенная врачом Ив.

(1 апреля 2005 г.)

37. 5 марта 2005 г. следователь назначил новую экспертизу деятельности организации, которая вновь была поручена врачу Ив. 12 марта 2005 г. защите была вручена копия постановления следователя о назначении экспертизы.

38. Заключение было представлено 1 апреля 2005 г. Оно было основано на письменных материалах дела. Врач Ив. начала с анализа применимого законодательства. Статья 57 Основ законодательства об охране здоровья граждан 1993 года предусматривает, что занятие альтернативной медициной (также именуется в законе "народной медициной", "традиционной медициной" или "целительством") требует наличие "диплома целителя". Статья 56 Основ законодательства об охране здоровья граждан обязывает лиц, занимающихся частной медицинской практикой, иметь диплом о высшем или среднем медицинском образовании, "сертификат специалиста" и лицензию на медицинскую деятельность (например, в случае занятия "альтернативной медициной"). Приказ Министерства здравоохранения от 29 апреля 1998 г. N 142 предусматривал, что на народную медицину распространяется требование о лицензировании.

39. Федеральный закон "О лицензировании отдельных видов деятельности" от 8 августа 2001 г. N 128-ФЗ и Постановление Правительства Российской Федерации от 11 февраля 2002 г. N 135 включили народную медицину в перечень видов деятельности, требующих лицензирования.

40. Приказ Министерства здравоохранения Российской Федерации от 10 апреля 2001 г. N 113 содержал перечень "простых медицинских услуг", которые включали, в частности, позиции 13.30.005 ("психотерапия") и 13.30.006 ("гипнотерапия"). Эксперт заключил, что такие услуги охватываются требованием о лицензировании и должны оказываться специалистами соответствующих областей.

41. Кроме того, со ссылкой на Постановление Правительства Российской Федерации от 4 июля 2002 г. N 499 о лицензировании медицинских услуг эксперт указала, что лицо, оказывающее медицинские услуги, согласно закону должно иметь в дополнение к специальной степени или подготовке определенный стаж работы в конкретной отрасли медицины. Приказ Министерства здравоохранения Российской Федерации от 26 июля 2002 г. N 238 содержит перечень "медицинских услуг", который включает раздел народной медицины. Указанный Приказ предусматривает, что для занятия народной медициной требуется лицензия. 14 ноября 2003 г. первый заместитель Министра здравоохранения Российской Федерации издал "Методические рекомендации о лицензировании народной медицины", которые отнесли определенные виды деятельности к сфере народной медицины, этот перечень включал "традиционные системы оздоровления".

42. Эксперт также изучила специальную медицинскую литературу. Она заключила, что заявительница использовала психотерапевтические методы, которые описывались в медицинской литературе как "введение в транс", "контроль дыхания" и "терапевтическая гимнастика". Последняя, согласно рекомендации Министерства здравоохранения Российской Федерации от 14 марта 2001 г. N 2001/13, могла включать элементы йоги. Эксперт пришла к выводу, что использование таких методов относило деятельность заявительницы к сфере "частной медицинской практики", которая требовала лицензирования в части "психотерапии" и "терапевтической гимнастики".

43. Эксперт сослалась на Методическую директиву Министерства здравоохранения Российской Федерации от 26 февраля 2002 г., которая характеризовала йогу как "традиционный метод целительства". В этой же директиве указано, что "традиционные методы целительства", включая йогу, не были официально рекомендованы Министерством здравоохранения Российской Федерации для применения в медицинской практике и, следовательно, не охватывались режимом лицензирования. Исходя из изложенного эксперт сделала вывод о том, что в Российской Федерации "официальное применение традиционных методов целительства" не разрешалось. Эксперт также сослалась на Приказ Министерства здравоохранения Российской Федерации от 13 июня 1996 г., в котором устанавливалось требование не допускать использования "оккультных практик" и других нерекомендованных методов целительства.

44. Эксперт отметила, что в уставе организации не указывалось, что она учреждена для оказания медицинских услуг. Однако брошюры, изданные организацией, описывали эффект ее "программы" в медицинских выражениях, например: "комплекс детоксицирующих динамичных упражнений", "улучшено функционирование всех внутренних органов", "гармонизация всех уровней личности", "контролируемая медитация и некоторые другие методы, гарантирующие глубокую релаксацию, успокоение эмоций и помощь в преодолении стресса" и так далее. Брошюры ссылались на случаи тяжелобольных лиц, страдавших, в частности, бессонницей и депрессией, которые исцелились после окончания программ организации. Техники, использованные в программах, описывались как "синтез старой мудрости и современной науки". 10 мая 2003 г. Шри Шри Рави Шанкар получил патент N 2203645 "на дыхательную технику", в котором указывалось, что эта техника может быть использована в медицинских целях.

45. Эксперт также изучала свидетельские показания бывших участников программ организации. По словам некоторых из них, инструкторы говорили им, что имеют медицинские дипломы и что программы считаются имеющими целительное действие. Инструкторы предлагали участникам заполнять анкеты, содержавшие вопросы по поводу их здоровья. Эксперт также проанализировала описание методов, применявшихся в программах, в том числе техники релаксации, физических упражнений, дыхательных техник, медитации и так далее.

46. Для описания деятельности организации в брошюрах использовались такие термины, как "психологическая адаптация", "аутогенная тренировка" и "релаксация", которые встречаются в специальной медицинской литературе и фактически являются методами психотерапии и психотерапевтической помощи. Эксперт сравнила методы, используемые инструкторами организации, с "холотропической терапией", которая является методом, применяемым в психотерапии, и указывали на их сходство в ряде аспектов.

47. На основании этих данных эксперт заключила, что деятельность организации могла квалифицироваться как занятие "народной медициной", которое требовало лицензирования. Деятельность организации, по мнению эксперта, была медицинской по природе.

9. Попытки защиты добиться допроса некоторых свидетелей

48. В неустановленную дату в апреле 2005 года защита просила следователя допросить ряд свидетелей, чтобы разрешить вопрос о необходимости назначения еще одной психиатрической экспертизы потерпевшей. 29 апреля 2005 г. следователь отказал в этом, отметив, что личность потерпевшей была уже тщательно изучена и что следователь получил заключение экспертизы и допросил одного из членов экспертной комиссии Иг.

10. Экспертное заключение профессора З. из Дальневосточного

медицинского университета (1 июля 2007 г.)

49. 1 июля 2007 г. профессор З. из Дальневосточного медицинского университета, расположенного в г. Хабаровске, представил экспертное заключение по просьбе адвоката заявительницы. Профессор З. не согласился с выводами предыдущей экспертизы, которая квалифицировала деятельность организации как "медицинскую". Профессор З. утверждал, что элементы программ организации встречаются во многих традиционных практиках, таких как йога, цигун и различные боевые искусства. Он также поставил под сомнение выводы предыдущих экспертиз о том, что психическое состояние С.Д. обусловлено программами организации. Он предположил, что ее интерес к деятельности и идеям организации мог быть вызван ее психическим состоянием.

11. Экспертное заключение Независимой ассоциации

российских психиатров <10>

--------------------------------

<10> Возможно, имеется в виду Независимая психиатрическая ассоциация России или Российское общество психиатров (примеч. переводчика).

50. В неустановленную дату адвокат заявительницы обратился в расположенную в Москве Независимую ассоциацию российских психиатров (далее - НАРП) с просьбой дать оценку заключению эксперта от 25 июля 2003 г. Адвокат заявительницы представил НАРП копии ряда материалов уголовного дела, в частности, заключения N 197 и 36 и свидетельские показания Иг.

51. 17 января 2006 г. группа экспертов НАРП в составе двух психиатров, врачей Сп. и Сав., и психолога Вин., представила письменное заключение. Их заключение критиковало методы, использованные при проведении экспертизы 25 июля 2003 г., по которой было составлено заключение N 1170 (см. §§ 16 и последующие), и охарактеризовали заключение как недостоверное и неполное.

C. Судебное разбирательство

1. Первый этап судебного разбирательства

(a) Позиция защиты

52. Дело заявительницы рассматривал судья Ш. Центрального районного суда г. Хабаровска.

53. В суде заявительница и ее сообвиняемая М.С. не признали себя виновными. Они согласились, что ни они, ни другие инструкторы организации не имели медицинских степеней. Они также признали, что предполагаемая потерпевшая была их ученицей и что по завершении двух программ у нее возникли проблемы со здоровьем. Однако они отрицали причинение вреда предполагаемой потерпевшей и настаивали на том, что ее психическое расстройство было связано с ранее существовавшим состоянием или иными жизненными обстоятельствами.

54. В частности, заявительница и ее сообвиняемая М.С. утверждали, что предполагаемая потерпевшая и ее сестра родились и воспитывались в очень религиозной семье, имели проблемы с адаптацией в школе, и у них были сложные отношения со своей матерью. Несколько членов семьи предполагаемой потерпевшей имели психические расстройства, поэтому ее проблемы могли объясняться наследственной предрасположенностью. Она начала посещать программы организации по причине личных социальных и психологических проблем.

55. Кроме того, заявительница утверждала, что "программы" организации не могли рассматриваться как "медицинская помощь". С самого создания организацию несколько раз проверяло Управление юстиции Хабаровского края, которое не усмотрело ничего незаконного в его деятельности.

56. Защита также утверждала, что программы организации не были "медицинскими" по природе и, таким образом, не требовали специального образования или лицензирования. Их цель заключалась в содействии достижению социальной и психологической гармонии людей, пониманию истинного смысла жизни и так далее. Инструкторы не получали вознаграждения за свою работу, и их участие в программах было добровольным.

(b) Доказательства, представленные стороной обвинения

57. На первом этапе разбирательства суд допросил нескольких свидетелей. Они дали показания о психическом и физическом состоянии предполагаемой потерпевшей до, во время и после ее участия в программах организации. Все они связывали проблемы С.Д. со здоровьем с ее участием в программах.

58. Из материалов и объяснений, предоставленных властями Российской Федерации, следует, что ни сама С.Д. (предполагаемая потерпевшая), ни ее сестра-близнец Н.Д. не явились в суд. Так, в заседании 27 марта 2007 г. судья Ш. отметил, что согласно медицинским справкам от 19 января 2006 г. и 22 марта 2007 г. врачи не рекомендовали С.Д. принимать участие в судебном разбирательстве, поскольку это могло вызвать рецидив. Обе медицинские справки были выданы по просьбе С.Д. и не содержали дополнительных сведений о состоянии ее здоровья или обследовании, проведенном в этой связи.

59. Суд заслушал нескольких других свидетелей, вызванных по ходатайству стороны обвинения, а именно О.Л., президента организации, Л.П., члена организации и бывшего преподавателя С.Д. в университете, Е.Б., члена организации, которая посещала программу вместе с С.Д. (предполагаемой потерпевшей), С.Ч. и В.З. Показания этих свидетелей в основном соответствовали позиции защиты.

60. Суд заслушал эксперта со стороны обвинения Н., которая участвовала в работе экспертной комиссии, ранее оценивавшей материалы дела. Н. не была категоричной в своих выводах и пояснила, что не имела информации или материалов о личности предполагаемой потерпевшей, общественной и семейной жизни или истории болезни, и ее выводы о связи программы и состоянии С.Д. носили предположительный характер.

61. Иг., которая участвовала в подготовке заключения N 1170, была вызвана в суд, но не явилась. Судья попытался обеспечить ее явку 27 марта 2007 г. через региональную больницу, в которой она работала. Однако согласно письму из больницы Иг. находилась в отпуске до 29 марта 2007 г., после этой даты ее контракт с больницей расторгался в связи с ее планами выезда за границу. На слушании 27 марта 2007 г. суд по ходатайству стороны обвинения решил огласить ранее полученные показания Иг. В своих показаниях Иг. утверждала, что имелась прямая связь между психическим состоянием С.Д. и ее участием в программах организации.

62. Суд рассмотрел письменные показания из материалов дела, представленные стороной обвинения, в частности, протоколы допроса И.Г., бывшей учительницы, которая являлась классным руководителем С.Д. в школе, другие документальные доказательства и официальную переписку. Суд исследовал письмо от 17 июня 2003 г. исполняющего обязанности начальника Управления здравоохранения г. Хабаровска. В этом письме проблемы С.Д. связывались с деятельностью организации, которая характеризовалась как "секта". Суд изучил протоколы обыска и предметы, изъятые при обыске, включая брошюры, книги и аудиокассеты, выпущенные организацией для своих членов, а также историю болезни С.Д., экспертное заключение БСМЭ от 19 ноября 2003 г., экспертное заключение от 23 ноября 2004 г. и экспертное заключение врача Ив. от 1 апреля 2005 г.

63. Суд также заслушал других свидетелей, которые дали обстоятельные показания по делу.

64. Суд допросил ряд свидетелей защиты, а именно Д., бывшего члена организации и знакомой С.Д., юриста организации К. и врача Л., который контактировал с матерью С.Д. в связи с психическим состоянием последней. Все они утверждали, что психическое состояние С.Д. было вызвано ранее существовавшими факторами.

65. Подобные показания дал и врач А., который представил письменное экспертное заключение по делу С.Д. 5 мая 2004 г. Врач А. был допрошен в качестве "специалиста".

66. Суд также рассмотрел письменное заключение профессора З.

(d) Первый приговор и кассационное производство

67. 23 июля 2007 г. Центральный районный суд г. Хабаровска оправдал заявительницу и М.С. В частности, суд заключил, что заявительница и М.С. не сознавали, что их деятельность может относиться к сфере медицинской практики или что она может причинять вред здоровью других лиц. Суд также решил, что программы организации не являются медицинской практикой.

68. Суд исключил экспертные заключения от 25 июля и 19 ноября 2003 г., 9 апреля 2004 г. <11> и 1 апреля 2005 г. как неполные, противоречивые и недостоверные. Суд также усмотрел многочисленные нарушения в назначении и проведении экспертиз. Что касается экспертиз врача Ив. (заключения от 23 ноября 2011 г. и 1 апреля 2005 г.), суд, в частности, отметил, что они основаны на законодательстве, введенном в действие после событий, вменяемых в вину заявительнице и М.С.

--------------------------------

<11> Дата в Постановлении указана как 8 апреля 2004 г.

69. Суд также отказал в принятии заключения профессора З. в качестве доказательства, поскольку оно было получено в нарушение национального законодательства, и следователь или председатель суда <12> не разъяснил профессору З. положение об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.

--------------------------------

<12> Имеется в виду председательствующий по делу судья (примеч. переводчика).

70. Сторона обвинения обжаловала приговор.

71. 20 декабря 2007 г. оправдательный приговор был отменен Хабаровским краевым судом, и дело возвращено на новое рассмотрение в суд первой инстанции. Краевой суд не согласился с оценкой доказательств судом первой инстанции и его решением о признании недопустимыми некоторых доказательств, а именно экспертных заключений. Краевой суд также указал на различные процессуальные недостатки в разбирательстве дела судом первой инстанции. Краевой суд отметил, что врач А. не подлежал допросу, так как ранее он участвовал в разбирательстве в качестве эксперта. В числе прочего краевой суд рекомендовал суду первой инстанции провести новое психиатрическое обследование предполагаемой потерпевшей С.Д.

2. Второй этап разбирательства

72. На втором этапе судебного разбирательства дело рассматривалось районным судом в составе одного судьи: вначале судьи З., впоследствии - судьи М.

(a) Рассмотрение доказательств

(i) Судебные слушания под председательством судьи З.

73. На слушаниях стороны обвинения и защиты представили суду доказательства. Обвинитель представил письменные экспертные заключения и свидетельские показания, документальные и вещественные доказательства, полученные ранее на стадии следствия и судебного разбирательства. Сторона обвинения также представила медицинские справки от 19 января 2006 г. и 22 марта 2007 г., в которых врачи рекомендовали предполагаемой потерпевшей воздержаться от посещения судебных заседаний во избежание рецидива.

74. Предполагаемая потерпевшая (С.Д.) не явилась в суд. Как следует из материалов, представленных властями Российской Федерации, ее имя было внесено в перечень свидетелей обвинения. Вместо этого С.Д. направила в суд письменное заявление, в котором просила суд прекратить уголовное преследование заявительницы и ее сообвиняемой в связи с "примирением". Она также уведомила суд, что не желает участвовать в разбирательстве.

75. Районный суд заслушал З.Д. (мать потерпевшей) и нескольких других свидетелей. Эксперт Иг. не явилась, при этом, как отметил суд, повестка не была ей вручена и возвращена почтой. Защита настаивала на том, чтобы с Иг. связались через ее работодателя.

76. 29 июля 2008 г. судья направил в городскую психиатрическую больницу <13> запрос о состоянии здоровья С.Д., потерпевшей. Больница ответила, что не имеет контактов с С.Д. с сентября 2007 года и что С.Д. отказалась продолжать амбулаторное лечение у врачей этой больницы. Больница также уведомила судью о том, что брат С.Д. (Е.Д.) и сестра (Н.Д.) ранее проходили лечение в больнице в связи с определенными психическими расстройствами.

--------------------------------

<13> Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Краевая психиатрическая больница Министерства здравоохранения Хабаровского края (примеч. переводчика).

77. Согласно протоколу судебного заседания сторона обвинения просила разрешения на оглашение показаний С.Д., данных на стадии следствия. Сторона защиты не возражала против оглашения ее показаний. Как утверждает заявительница, сторона защиты просила допросить этих свидетелей лично. Суд решил огласить протокол допроса С.Д., а также показания ее матери, брата и сестры, данные на первом этапе судебного разбирательства и перед следственными органами.

78. Свидетельница защиты Е.К. лично дала показания суду. Суд также заслушал нескольких других свидетелей защиты, а именно Е.Д. и Е.Ив. Они дали показания, соответствующие линии защиты.

79. Суд допросил эксперта Н., который участвовал в экспертизе 25 июля 2003 г. (N 1170). Суд также допросил врача Ч., который участвовал в экспертизах 19 ноября 2003 г. и 9 апреля 2004 г. (N 197 и 36). Они подтвердили выводы экспертных заключений и сообщили дополнительные сведения по делу.

80. Сторона защиты просила исключить экспертные заключения, представленные стороной обвинения, на том основании, что М.С. (сообвиняемая) не знала о постановлении следователя по поводу назначения экспертизы. Однако суд отказал на том основании, что сторона защиты имела возможность отвести экспертов и их выводы после окончания экспертиз или потребовать проведения дополнительной экспертизы в ходе судебного разбирательства.

81. 1 октября 2008 г. адвокат М.С. (сообвиняемой заявительницы) просил суд о назначении дополнительной экспертизы состояния здоровья С.Д. (потерпевшей). Представляется, что такое же ходатайство подал адвокат заявительницы.

82. 31 октября 2008 г. прокурор просил суд назначить новую экспертизу материалов дела в целях выяснения того, включали ли "программы" организации медицинские услуги. Сторона защиты просила судью поручить производство экспертизы государственному учреждению, расположенному в г. Москве, но судья отказал в этом и поручил экспертизу местному судебно-медицинскому центру, находящемуся в г. Хабаровске. Однако суд согласился включить в состав комиссии эксперта, предложенного стороной защиты. Материалы дела были направлены в компетентное экспертное учреждение на исследование.

83. 14 апреля 2009 г. материалы были возвращены в суд без рассмотрения. Экспертное учреждение указало, что невозможно ответить на вопросы, сформулированные судьей в слишком общих выражениях, и что для производства такой экспертизы требуются дополнительные эксперты.

(ii) Судебные слушания под председательством судьи М.

84. В первой половине 2009 года судья З. взял самоотвод по неизвестным причинам. Его заменил судья М. Судебное разбирательство возобновилось 3 июня 2009 г. Представляется, что в связи с заменой судьи дело вновь стало рассматриваться с самого начала (см. статью 242 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в разделе "Соответствующее внутригосударственное законодательство").

85. На слушании 3 июня 2009 г. сторона обвинения объявила, что согласна на прекращение дела в связи с тем, что истекли сроки давности для преследования подсудимых. Однако заявительница и М.С. настаивали на продолжении судебного разбирательства, подчеркивая, что хотят доказать свою невиновность.

86. Рассмотрев список свидетелей, вызванных в суд, судья М. отметил, что Иг. уведомлена, но суд "не получил сведений о ее надлежащем уведомлении".

87. Сторона обвинения вновь просила суд об оглашении показаний С.Д. и Н.Д., полученных на стадии предварительного следствия, но сторона защиты возражала против этого и просила судью запросить информацию о способности этих свидетелей давать показания лично.

88. 2 июля 2009 г. судья М. решил огласить показания С.Д., полученные на предварительном следствии. На основании материалов дела и "полученной информации" судья пришел к выводу, что состояние здоровья С.Д. препятствует ее участию в судебном разбирательстве.

89. Судья также отметил, что невозможно допросить свидетельницу Иг., не объяснив, по какой причине, и распорядился об оглашении ее показаний, данных следователю.

90. 4 июля 2009 г. судья М. запросил заключение Краевой психиатрической больницы Хабаровского края относительно того, допускает ли состояние здоровья С.Д. и Н.Д. их участие в судебном разбирательстве. 11 июля 2009 г. больница ответила, что, поскольку С.Д. и Н.Д. не лечатся в этой больнице, невозможно утверждать, могут ли они участвовать в судебном разбирательстве.

91. Впоследствии судья огласил показания нескольких других свидетелей, которые были допрошены на более ранних стадиях разбирательства, включая З.Д. (мать потерпевшей) и Е.Д. (брата потерпевшей).

92. Представляется, что на последующих заседаниях судья заслушал нескольких свидетелей, а именно Е.Ив. и Д. Однако власти Российской Федерации не предоставили копии протоколов соответствующих заседаний.

93. 7 декабря 2009 г. судья М. заслушал двух экспертов - врача Ч. (который участвовал в составлении экспертных заключений N 197 и 36) и Н. (который участвовал в составлении экспертного заключения N 1170). Во время допроса врач Ч., в частности, сообщил, что пробелы предыдущих экспертиз могли быть восполнены проведением нового психиатрического обследования С.Д. Врач Н. придерживался того же мнения.

94. Сторона защиты просила судью огласить показания эксперта А., который составлял заключение от 5 мая 2004 г. и был допрошен в первом судебном заседании. Судья согласился, и показания врача А. были исследованы.

95. В тот же день сторона защиты просила суд назначить дополнительную экспертизу причин психического расстройства С.Д. и его связи с ее участием в программах организации. Сторона защиты утверждала, что ранее выполненные экспертизы противоречивы и не рассмотрели некоторые важные вопросы.

96. Это ходатайство было отклонено: судья заключил, что ранее полученные экспертные заключения достаточны для разрешения существа дела. Исследование доказательств было окончено, и судья предложил сторонам приступить к прениям.

(b) Второй приговор и кассационное производство

97. 25 декабря 2009 г. Центральный районный суд г. Хабаровска признал заявительницу и М.С. виновными в соответствии с частью 1 статьи 235 УК РФ.

98. Районный суд решил, что с 24 апреля по 23 июня 2002 г. под видом "программ" и "учебных курсов" заявительница и М.С. оказывали С.Д. медицинские услуги по "психологической адаптации", "аутогенной тренировке", "диетической терапии", "медицинской гимнастике" и "психотерапевтической помощи". Все эти виды деятельности относились к различным отраслям медицины (психотерапии, психиатрии и наркологии). Характер деятельности обвиняемых сам по себе указывал на умышленные действия. Для оказания этих услуг требовались специальное образование и лицензия. Подсудимые действовали без лицензии и не имели медицинской подготовки. Имелась причинная связь между участием С.Д. в программе и ее проблемами со здоровьем, возникшими в 2003 году. Таким образом, незаконное и легкомысленное поведение заявительницы и М.С. причинило здоровью С.Д. вред средней тяжести.

99. В поддержку своих заключений суд сослался на следующие доказательства: показания С.Д., полученные 24 марта 2003 г. и 22 апреля 2004 г., показания Н.Д., сестры предполагаемой потерпевшей, полученные на предварительном следствии 9 сентября 2003 г., и показания З.Д. (матери предполагаемой потерпевшей) и Е.Д. (брата), полученные в судебном разбирательстве.

100. Суд также сослался на экспертные заключения, а именно на экспертные заключения от 25 июля 2003 г. (N 1170), от 19 ноября 2003 г. (N 197) и 9 апреля 2004 г. (N 36), экспертное заключение врача Ив. от 1 апреля 2005 г. и протокол допроса эксперта Иг. следователем. Суд также сослался на устные показания экспертов Н. и врача Ч., данные в судебном заседании.

101. Суд также сослался на другие доказательства, а именно на показания Е.К., О.Л., Е.Б., И.Г. и других, полученные следователем на стадии предварительного следствия или в первом судебном разбирательстве. Суд также ссылался на документальные доказательства, включая историю болезни С.Д., устав организации, брошюры и листовки, изданные последней.

102. Суд отклонил как неубедительные свидетельские показания свидетелей защиты К. и Д. и не проанализировал показания врача Л. Суд также не принял показания свидетелей, которые сами участвовали в программах организации, на том основании, что их мнение о природе и последствиях этих программ было "субъективным".

103. Экспертные заключения, представленные стороной защиты, были признаны недопустимым доказательством. В частности, районный суд указал, что экспертные заключения профессора З. и НАРП были недопустимыми, поскольку получены в нарушение статей 58, 251 и 270 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ). Суд отметил, что согласно закону "сторона не может по своей инициативе и вне судебного заседания заказывать и получать суждение специалиста" (страницы 25 - 26 приговора).

104. Письменные показания врача А. были исключены на том основании, что врач А. ранее представлял экспертное заключение по делу. Следовательно, согласно части 2 статьи 72 УПК РФ он не мог быть допрошен в качестве "специалиста".

105. Что касается ссылок в заключении врача Ив. от 1 апреля 2005 г. на правовые акты, принятые после событий, вменяемых заявительнице, суд отметил, что эти ссылки не противоречат выводам врача Ив., а лишь подкрепляют их, и что врач Ив. также сослалась на правовые акты, действовавшие в период данных событий (страница 27 приговора).

106. В заключительной части приговора суд указал следующее:

"Суд полагает, что доказательства, [представленные сторонами], являются допустимыми, относимыми и достоверными в степени, в которой не противоречат фактическим обстоятельствам дела, установленным судом".

Районный суд приговорил заявительницу к двум годам лишения свободы, но она была освобождена от отбытия наказания в связи с истечением срока давности. М.С. был приговорен к одному году и шести месяцам лишения свободы.

107. Сторона защиты обжаловала приговор. Она жаловалась, в частности, на то, что судья М. основал приговор на показаниях свидетелей, которых не заслушал лично. Она также жаловалась на отказ суда первой инстанции в принятии экспертных заключений, представленных стороной защиты в качестве доказательств, и в назначении новой экспертизы состояния С.Д. 25 марта 2010 г. Хабаровский краевой суд оставил обвинительный приговор без изменения. Суд кассационной инстанции не усмотрел нарушений материального или процессуального права в разбирательстве дела судом первой инстанции. Краевой суд, в частности, указал, что сторона защиты согласилась на оглашение ранее полученных показаний предполагаемой потерпевшей и ее родственников. Краевой суд отметил, что протокол допроса С.Д. следователем являлся достоверным источником информации, поскольку, когда она давала эти показания, она не имела психического заболевания.

II. Соответствующее внутригосударственное законодательство

A. Ответственность за шарлатанство <14>

--------------------------------

<14> Так в тексте. По-видимому, имеется в виду ответственность за занятие незаконной медицинской деятельностью (примеч. переводчика).

108. Статья 235 УК РФ в редакции, действовавшей в период, относящийся к обстоятельствам дела, устанавливала ответственность за незаконную частную медицинскую или фармацевтическую практику. Она сформулирована следующим образом:

"Статья 235. Незаконное осуществление медицинской деятельности или фармацевтической деятельности

1. Осуществление медицинской деятельности или фармацевтической деятельности лицом, не имеющим лицензии на данный вид деятельности, при условии, что такая лицензия обязательна, если это повлекло по неосторожности причинение вреда здоровью человека, - наказывается штрафом... либо ограничением свободы на срок... либо лишением свободы на срок до трех лет.

2. То же деяние, повлекшее по неосторожности смерть человека, - наказывается ограничением свободы на срок до пяти лет либо лишением свободы на тот же срок".

109. Статья 15 Основ законодательства об охране здоровья граждан 1993 года (Федеральный закон N 5487-I), действовавшая в период, относящийся к обстоятельствам дела, установила требование лицензирования медицинской деятельности, порядок и основные критерии получения такой лицензии. Постановление Правительства Российской Федерации от 21 мая 2001 г. (действовавшее до 4 июля 2002 г.) установило дополнительные правила и рекомендации о порядке получения медицинской лицензии. Кроме того, оно содержало перечень "медицинской деятельности", которая включала, в частности, восстановительную гимнастику, психотерапию и диетологию. Статья 57 Основ законодательства об охране здоровья граждан 1993 года определяла "народную медицину" как "методы оздоровления, профилактики, диагностики и лечения, основанные на опыте многих поколений людей, утвердившиеся в народных традициях и не зарегистрированные в порядке, установленном законодательством Российской Федерации". Правом на занятие народной медициной обладали граждане Российской Федерации, получившие диплом "целителя", выдаваемый органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации в области здравоохранения. Согласно последнему пункту статьи 57 "незаконное занятие народной медициной" влекло за собой уголовную ответственность.

B. Заключения экспертов и документальные доказательства

110. Статья 74 УПК РФ содержит перечень источников информации, которые могут быть использованы в качестве доказательств в уголовном деле. В этом перечне упоминаются, в частности, заключения и показания экспертов, а также "иные документы" (пункты 2 и 6 части 2 статьи 74). Часть 1 статьи 84 УПК РФ предусматривает, что "иные документы" могут быть приняты в качестве доказательств, если они содержат сведения, которые могут иметь значение для установления фактов, подлежащих доказыванию в уголовном судопроизводстве.

111. Статьи 57 и 58 УПК РФ различают два вида экспертов: "экспертов" как таковых и "специалистов". Их роли в разбирательстве имеют много общего, но не являются одинаковыми. В то время как "эксперты" часто привлекаются к проведению сложных экспертных исследований на досудебной стадии (например, дактилоскопические или посмертные исследования), "специалист" вызывается для содействия стороне обвинения или суду в использовании технического оборудования, исследовании вещественных доказательств, понимании результатов "экспертизы", оценке методов, примененных "экспертами", их квалификации и так далее. И те, и другие могут представлять суду письменные заключения и/или давать показания лично (статья 80 УПК РФ). В соответствии со статьей 57 УПК РФ (с дополнительными отсылками) право на назначение экспертизы имеет следователь или суд первой инстанции. Суд может назначать экспертизу по своей инициативе или по ходатайству сторон.

112. Часть 1 статьи 58 УПК РФ определяет функции "специалиста" (насколько это относимо к настоящему делу) следующим образом:

"Специалист - лицо, обладающее специальными знаниями, привлекаемое к участию в процессуальных действиях... для содействия в обнаружении, закреплении и изъятии предметов и документов, применении технических средств... для постановки вопросов эксперту, а также для разъяснения сторонам и суду вопросов, входящих в его профессиональную компетенцию".

113. Часть 2 статьи 58 УПК РФ предусматривает, что вызов специалиста и порядок его участия в уголовном судопроизводстве определяются статьями 168 и 270 Кодекса (см. ниже).

114. Согласно части 4 статьи 58 УПК РФ специалист не вправе уклоняться от явки по вызовам следователя, прокурора или в суд.

115. Статья 168 УПК РФ регулирует участие специалиста в следственном действии. Она предусматривает со ссылкой на часть 5 статьи 164 УПК РФ, что следователь должен разъяснить специалисту его права и ответственность, удостовериться в его компетентности и выяснить его отношения к сторонам.

116. Статья 251 УПК РФ устанавливает, что специалист, вызванный в суд, должен принимать участие в разбирательстве в соответствии со статьями 58 и 270 УПК РФ.

117. Статья 270 УПК РФ предусматривает, что председательствующий судья должен разъяснить специалисту его права и ответственность до допроса.

118. Согласно статье 75 УПК РФ доказательства, полученные в нарушение положений указанного Кодекса, являются недопустимыми. В силу части 2 статьи 50 Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.

119. В соответствии со статьей 286 УПК РФ суд может приобщать к материалам дела документы, представленные сторонами.

C. Экспертные заключения, полученные следствием

120. Глава 27 УПК РФ регулирует производство судебной экспертизы на стадии следствия (то есть до суда). Часть 2 статьи 195 УПК РФ предусматривает, что "судебная экспертиза" (то есть предназначенная для использования в суде) "производится государственными судебными экспертами и иными экспертами из числа лиц, обладающих специальными знаниями". Часть 3 статьи 193 <15> УПК РФ предусматривает, что следователь знакомит с постановлением о назначении судебной экспертизы подозреваемого, обвиняемого. Согласно статье 198 УПК РФ подозреваемый, обвиняемый, его защитник, потерпевший, представитель вправе ходатайствовать о производстве судебной экспертизы в другом экспертном учреждении, заявлять отвод эксперту, ходатайствовать о внесении в постановление о назначении судебной экспертизы дополнительных вопросов эксперту, присутствовать с разрешения следователя при производстве судебной экспертизы, давать объяснения эксперту.

--------------------------------

<15> Имеется в виду статья 195 УПК РФ (примеч. переводчика).

D. Собирание доказательств стороной защиты

121. Старый УПК (действовавший до 2002 года) возлагал обязанность доказывания на следственные органы. Новый УПК РФ (применимый к делу) признает право стороны защиты на сбор доказательств, хотя и с существенными ограничениями. Так, часть 2 статьи 53 УПК РФ устанавливает, что защитник вправе "собирать и представлять доказательства, необходимые для оказания юридической помощи, в порядке, установленном частью 3 статьи 86 Кодекса". В числе других полномочий защитника часть 3 <16> статьи 53 УПК РФ упоминает право на "привлечение специалиста в соответствии со статьей 58 Кодекса". Однако это не дает стороне защиты права на назначение и проведение "экспертизы".

--------------------------------

<16> В настоящем параграфе имеются в виду пункты 2 и 3 части 1 статьи 53 УПК РФ (примеч. переводчика).

122. Статья 86 УПК РФ формулирует право сбора доказательств следующим образом:

"1. Собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства... следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных настоящим Кодексом.

2. [Обвиняемый]... и их представители вправе собирать и представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств.

3. Защитник вправе собирать доказательства путем:

1) получения предметов, документов и иных сведений;

2) опроса лиц с их согласия;

3) истребования... документов от органов государственной власти... и иных организаций, которые обязаны предоставлять запрашиваемые документы или их копии".

123. Право защитника на получение экспертных данных закреплено подпунктом 4 пункта 3 статьи 6 Федерального закона N 63-ФЗ 2002 года "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ".

"...3. Адвокат вправе... (4) привлекать на договорной основе специалистов для разъяснения вопросов, [связанных] с оказанием юридической помощи".

124. В соответствии с частью 4 статьи 271 УПК РФ суд не может отказать в допросе свидетеля или "специалиста", который явился в суд по просьбе одной из сторон.

E. Позиция Верховного Суда Российской Федерации

по вопросам экспертизы

125. 21 декабря 2010 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял Постановление N 28 "О судебной экспертизе по уголовным делам" (далее - Постановление N 28). Это Постановление заменило старое Постановление, принятое Верховным Судом СССР в 1971 году, которое было основано на советском Уголовно-процессуальном кодексе.

126. Согласно пункту 1 Постановления N 28, если судья нуждается в использовании специальных знаний в науке, технике, искусстве или ремесле, он может назначить производство судебной экспертизы. Если же проведение исследования не требуется, то возможен допрос "специалиста". Суд может обращаться к экспертам негосударственных судебно-экспертных учреждений, а также к лицам, не работающим в судебно-экспертных учреждениях, и Постановление N 28 не устанавливает дополнительных условий для такой экспертизы. Согласно пункту 6 Постановления N 28 справки, акты, заключения и иные подобные документы не могут рассматриваться как заключение эксперта.

127. Согласно пункту 19 Постановления N 28 суд по ходатайству стороны или по своей инициативе может привлекать специалиста для оказания помощи в оценке заключения эксперта и допросе эксперта. Специалист дает разъяснения в форме устных показаний или письменного заключения. Согласно пункту 20 Постановления N 28 заключение и показания специалиста являются доказательствами по делу, однако Верховный Суд Российской Федерации подчеркнул, что специалист не проводит исследования вещественных доказательств и "не формулирует выводы, а лишь высказывает суждение по вопросам, поставленным перед ним сторонами". Поэтому в случае необходимости проведения "исследования" должна быть произведена судебная "экспертиза".

128. Согласно пункту 22 Постановления N 28 суд не вправе отказать в удовлетворении ходатайства о допросе в судебном заседании лица в качестве специалиста, явившегося в судебное заседание по инициативе любой стороны, если данное лицо обладает специальными знаниями в вопросах, являющихся предметом судебного разбирательства.

F. Оглашение свидетельских показаний в суде

129. Статья 281 УПК РФ ("Оглашение показаний потерпевшего и свидетеля") в соответствующей части предусматривает следующее:

"...2. При неявке в судебное заседание потерпевшего или свидетеля суд вправе по ходатайству стороны или по собственной инициативе принять решение об оглашении ранее данных ими показаний в случаях:

1) смерти потерпевшего или свидетеля;

2) тяжелой болезни, препятствующей явке в суд;

3) отказа потерпевшего или свидетеля, являющегося иностранным гражданином, явиться по вызову суда;

4) стихийного бедствия или иных чрезвычайных обстоятельств, препятствующих явке в суд.

3. По ходатайству стороны суд вправе принять решение об оглашении показаний... свидетеля... при наличии существенных противоречий между ранее данными показаниями и показаниями, данными в суде...".

G. Замена судьи

130. Статья 242 УПК РФ ("Неизменность состава суда") устанавливает следующее:

"1. Уголовное дело рассматривается одним и тем же судьей или одним и тем же составом суда.

2. Если кто-либо из судей лишен возможности продолжать участие в судебном заседании, то он заменяется другим судьей и судебное разбирательство уголовного дела начинается сначала".

ПРАВО

I. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

131. Заявительница жаловались на то, что судебное разбирательство по ее делу не было справедливым и что сторона защиты находилась в неблагоприятном положении по отношению к стороне обвинения в части получения и исследования доказательств. Заявительница ссылалась на пункт 1 и подпункт "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции, которые предусматривают следующее:

"1. Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое... разбирательство дела...

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

...d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него...".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

132. Власти Российской Федерации оспаривали этот довод.

133. Власти Российской Федерации признали, что предполагаемая потерпевшая С.Д. не была непосредственно заслушана судом первой инстанции или судом кассационной инстанции. Когда она допрашивалась следователем, сторона защиты не присутствовала. Однако сторона защиты не возражала против оглашения в суде стороной обвинения протокола прежнего допроса С.Д. Кроме того, суд решил не вызывать ее в качестве свидетельницы, поскольку врачи заключили, что ее участие в судебном разбирательстве может оказать на нее вредное влияние. С.Д. была уведомлена о времени и месте слушания жалобы в суде кассационной инстанции, но не явилась по неизвестным причинам. Власти Российской Федерации придавали значение тому факту, что сторона защиты не требовала допроса С.Д. в суде кассационной инстанции.

134. Мать и брат потерпевшей (З.Д. и Е.Д.) давали показания в суде первой инстанции на первом этапе судебного разбирательства. Таким образом, сторона защиты имела возможность их допросить. Когда суд на втором этапе разбирательства решил огласить показания этих свидетелей, сторона защиты не возражала против этого.

135 Что касается экспертиз, назначенных следователем, власти Российской Федерации отметили, что они проводились с 25 июля (заключение N 1170), с 1 по 19 ноября 2003 г. (N 197), с 10 января по 9 апреля 2004 г. (N 36), с 1 апреля 2005 г. Заявительница была обвинена 26 ноября 2004 г., следовательно, она принимала активное участие только в последней экспертизе, то есть от 1 апреля 2005 г.

136. Однако в ходе судебного разбирательства сторона защиты имела возможность допросить двух экспертов, Ч., который участвовал в подготовке заключений N 197 и 36, и Н., которая была соавтором заключения N 1170 (см. §§ 18, 20 и 23 настоящего Постановления).

137. Власти Российской Федерации указывали, что в соответствии с законодательством Российской Федерации стороны защиты и обвинения равны перед судом. Тем не менее это не означает, что сторона защиты имеет неограниченный выбор средств для изложения своей позиции: так, УПК РФ определяет формы требования стороной защиты о представлении экспертных данных в суде. Статьи 197 - 207 и 283 УПК РФ и статьи 19 - 25 Федерального закона "О государственной экспертизе" <18> предусматривают, что экспертиза в государственном судебно-экспертном учреждении производится по требованию следственных органов, прокурора или суда. Сторона защиты не вправе требовать экспертного заключения от этих учреждений.

--------------------------------

<18> Так в тексте. Вероятно, имеется в виду Федеральный закон от 31 мая 2001 г. N 73-ФЗ "О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" (примеч. переводчика).

138. Закон предусматривал определенные процессуальные гарантии, которые обеспечивали участие защиты в экспертизе, в частности, сторона защиты может просить следователя о назначении экспертизы. После назначения экспертизы сторона защиты может получить копию постановления следователя, просить о замене экспертного учреждения или экспертов, просить поставить дополнительные вопросы перед экспертами и так далее. Сторона защиты могла также обжаловать действия или бездействие следователя в суде. Если первоначальное экспертное заключение неясно или противоречиво, сторона защиты может требовать дополнительной экспертизы или повторного рассмотрения вопроса другим экспертным органом. Власти Российской Федерации утверждали, что сторона защиты имела все эти права в разбирательстве.

139. В целом власти Российской Федерации утверждали, что сторона защиты могла представить свои доказательства в суде. Так, суд заслушал двух свидетелей стороны защиты: К. и Д. Национальный суд (в первом разбирательстве) учел показания этих свидетелей в своем приговоре.

140. Что касается письменных заключений профессора З. и НАРП, которые критиковали выводы заключения от 25 июля 2003 г. (N 1170), власти Российской Федерации указали, что они являлись недопустимыми в соответствии с пунктом 3 части 2 статьи 75 УПК РФ. Этим "специалистам" предлагалось дать свои заключения в нарушение порядка, предусмотренного статьями 58, 251 и 270 УПК РФ.

141. 7 декабря 2009 г. суд отказал в назначении дополнительной экспертизы со ссылкой на статьи 283 и 207 УПК РФ. На слушании в суде кассационной инстанции сторона защиты не пыталась предоставить новые материалы или заключения "специалистов".

142. Власти Российской Федерации считали, что судебное разбирательство по делу заявительницы было "справедливым" в значении статьи 6 Конвенции.

2. Заявительница

143. Заявительница подтвердила, что потерпевшая С.Д. не давала показаний лично в судах первой или кассационной инстанций. Сторона защиты не могла допросить ее в суде или на следственной стадии разбирательства.

144. Не имелось доказательств того, что тяжелое заболевание мешало С.Д. явиться в суд на всем протяжении разбирательства. В соответствии со статьей 196 УПК РФ судья был обязан назначить психиатрическую экспертизу состояния С.Д., чтобы решить, может ли она давать устные показания, но не сделал этого. Неясно, почему С.Д. и ее родственники уклонились от явки в суд кассационной инстанции.

145. Хотя сторона защиты согласилась на оглашение письменных показаний определенных свидетелей, это не могло толковаться как отказ от права на допрос этих свидетелей. Сторона защиты могла допросить З.Д. и Е.Д. во время предыдущего этапа судебного разбирательства, но этого было недостаточно, поскольку судья, признавший заявительницу виновной, не оценивал их показаний непосредственно. Кроме того, на первом этапе судебного разбирательства сторона защиты не знала о том, что брат и сестра заявительницы имели некоторые психические расстройства.

146. Сторона защиты не могла участвовать в подготовке экспертных заключений на стадии следствия. Все ходатайства стороны защиты о проведении дополнительной экспертизы были отклонены следователем.

147. Заявительница также изложила собственное толкование положений УПК РФ, которые регулируют получение доказательств сторонами и статус данных доказательств. Заявительница подчеркивала, что власти Российской Федерации признали, что в то время, как сторона защиты не имела права получить экспертные заключения, следователь и суд имели такое право. Когда сторона защиты пыталась представить экспертное заключение профессора З., суд отказался принять его в качестве доказательств. Кроме того, 7 декабря 2009 г. суд отказался назначить дополнительную экспертизу. В приговоре суд отказался учитывать экспертное заключение врача А.

148. Заявительница также утверждала, что ухудшение состояния психического здоровья С.Д. в 2002 году было связано с ранее существовавшими обстоятельствами, а не с ее участием в программах организации. Заявительница также критиковала суд за то, что он не различал ее действия и действия ее сообвиняемой М.С., которая руководила программой "Вечность", непосредственно предшествовавшей ухудшению психического состояния С.Д.

149. Заявительница считала, что разбирательство по ее делу было несправедливым, и настаивала на возобновлении производства по делу.

B. Приемлемость жалобы

150. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не выдвинули каких-либо формальных возражений относительно приемлемости данной жалобы. Европейский Суд также отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "a" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям, следовательно, должна быть объявлена приемлемой.

C. Существо жалобы

1. Неявка С.Д. в судебное разбирательство

(a) Общие принципы

151. Европейский Суд напоминает, что основным аспектом права на справедливое судебное разбирательство является то, что уголовное разбирательство, включая элементы, относящиеся к процедуре, должно быть состязательным, и должно быть установлено равенство обвинения и защиты, что означает, что и обвинению, и защите должна быть предоставлена возможность знать позицию другой стороны и представленные ею доказательства и высказывать свое мнение о них (см. Постановление Европейского Суда по делу "Доусетт против Соединенного Королевства" (Dowsett v. United Kingdom), жалоба N 39482/98, § 41, ECHR 2003-VII, Постановление Европейского Суда по делу "Бельзюк против Польши" (Belziuk v. Poland) от 25 марта 1998 г., § 37, Reports of Judgments and Decisions 1998-II).

152. Подпункт "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции отражает тот принцип, что до осуждения обвиняемого все доказательства против него должны быть представлены в его присутствии в открытом заседании с учетом требования состязательности. Исключения из этого принципа возможны, но они не должны нарушать прав защиты, которые, как правило, требуют, чтобы обвиняемый имел адекватную и надлежащую возможность оспорить показания и допросить свидетеля, показывающего против него, когда этот свидетель дает показания или на более поздней стадии разбирательства (см. Постановление Европейского Суда по делу "Лука против Италии" (Luca v. Italy), жалоба N 33354/96, §§ 39, ECHR 2001-II, и Постановление Европейского Суда по делу "Солаков против Македонии" (Solakov v. "former Yugoslav Republic of Macedonia"), жалоба N 47023/99, § 57, ECHR 2001-X, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Хавайя и Тахири против Соединенного Королевства" (Al-Khawaja and Tahery v. United Kingdom), жалобы N 26766/05 и 22228/06, § 118, ECHR 2011). В контексте отсутствия свидетелей Большая Палата Европейского Суда указала два фактора для определения того, совместимо ли оглашение показаний с правом на справедливое судебное разбирательство. Во-первых, должно быть установлено наличие уважительной причины неявки свидетеля. Во-вторых, даже при наличии уважительной причины, если осуждение основано исключительно или в решающей степени на показаниях лица, которые обвиняемый не имел возможности допросить, права стороны защиты могут быть ограничены в степени, несовместимой с гарантиями статьи 6 Конвенции. Соответственно, если показания отсутствующего свидетеля являются единственной или решающей основой обвинительного приговора, требуются достаточные уравновешивающие факторы, включая наличие прочных процессуальных гарантий, допускающих справедливую и надлежащую оценку достоверности таких показаний (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Хавайя и Тахири против Соединенного Королевства", §§ 119 и 147).

153. Европейский Суд также напоминает, что право стороны защиты на допрос свидетелей и проверку иных доказательств, представленных стороной обвинения, должно рассматриваться в свете более общей гарантии состязательного разбирательства, воплощенной в понятии справедливого судебного разбирательства в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции (см. в числе многих других примеров Постановление Европейского Суда по делу "F.C.B. против Италии" (F.C.B. v. Italy) от 28 августа 1991 г., § 29, Series A, N 208-B, и Постановление Европейского Суда по делу "Пуатримоль против Франции" (Poitrimol v. France) от 23 ноября 1993 г., § 29, Series A, N 277-A, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Хавайя и Тахири против Соединенного Королевства", § 118). Даже если сторона защиты могла допросить свидетеля или эксперта на стадии полицейского расследования, это не может заменить допрос этого свидетеля или эксперта в суде. Важным элементом справедливого уголовного разбирательства является то, что обвиняемый и свидетель предстают "перед судьей, который в дальнейшем разрешает дело", чтобы судья мог слышать свидетеля непосредственно, наблюдать его поведение и составить собственное впечатление о достоверности его показаний (см. Решение Европейского Суда по делу "P.K. против Финляндии" (P.K. v. Finland) от 9 июля 2002 г., жалоба N 37442/97, см. также с необходимыми изменениями Решение Европейского Суда по делу "Милан против Италии" (Milan v. Italy) от 4 декабря 2003 г., жалоба N 32219/02, и Постановление Европейского Суда по делу "Питкянен против Финляндии" ( v. Finland) от 9 марта 2004 г., жалоба N 30508/96, §§ 62 - 65, Постановление Европейского Суда по делу "Пичугин против Российской Федерации" (Pichugin v. Russia) от 23 октября 2012 г., жалоба N 38623/03, § 199, и с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Валерий Лопата против Российской Федерации" (Valeriy Lopata v. Russia) от 30 октября 2012 г., жалоба N 19936/04, § 128 <19>).

--------------------------------

<19> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2013.

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

154. Не оспаривается сторонами, что С.Д. не давала показаний в суде и не допрашивалась стороной защиты. Вместо этого районный суд использовал ее показания, полученные в ходе милицейского расследования.

(i) Отказалась ли сторона защиты от своего права на допрос С.Д.

155. Власти Российской Федерации утверждали, что согласие заявительницы на использование показаний С.Д. в разбирательстве дела судьей М. (см. § 77 настоящего Постановления) было равнозначно отказу от ее права на допрос С.Д. в суде.

156. Европейский Суд напоминает, что статья 6 Конвенции не исключает подразумеваемый отказ от какой-либо из гарантий справедливого судебного разбирательства (см. Постановление Европейского Суда от 27 марта 2007 г. по делу "Талат Тунч против Турции" (Talat v. Turkey), жалоба N 32432/96, § 59). Однако такой отказ должен быть, в частности, установлен "недвусмысленно" (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сейдович против Италии" (Sejdovic v. Italy), жалоба N 56581/00, § 86, ECHR 2006-II).

157. Показания свидетеля могут быть представлены суду в одной из двух форм: записи речи (письменной, аудио- или видеозаписи) или непосредственной, средствами устного допроса этого свидетеля сторонами в суде. Как следует из текста подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции, она придает особое значение непосредственному состязательному допросу свидетеля перед судьями. Однако это не исключает того, что стороны могут также использовать запись более ранних заявлений и показания свидетеля в качестве доказательств, например, для устранения противоречий в его устных показаниях или чтобы поставить под сомнение их достоверность (см. Постановление Европейского Суда по делу "Саиди против Франции" ( v. France) от 20 сентября 1993 г., § 43, Series A, N 261-C). С этой точки зрения использование показаний, ранее данных свидетелем, не является несовместимым с подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции, по крайней мере, само по себе.

158. Таким образом, можно предположить, что письменная запись показаний свидетеля может быть представлена в судебном разбирательстве наряду с его устным допросом. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации предусматривает, что показания свидетеля могут быть оглашены в суде, если этот свидетель не явился лично, но это не исключает допроса данного свидетеля (см. часть 3 статьи 281 УПК РФ, процитированную в § 129 настоящего Постановления). Свидетель может отсутствовать в конкретную дату судебного разбирательства и явиться позднее. Устный допрос свидетеля в судебном разбирательстве может дополняться оглашением его более ранних показаний.

159. Факты настоящего дела свидетельствуют о том, что судья рассматривал возможность вызова С.Д. в суд, несмотря на тот факт, что ее показания уже были оглашены (показания были оглашены 2 июля 2009 г., однако 4 июля 2009 г. судья запросил мнение врачей относительно возможности дачи С.Д. показаний лично (см. §§ 88 и последующие настоящего Постановления)). Кроме того, сторона обвинения включила С.Д. в список свидетелей для вызова. При таких обстоятельствах очевидно, что решение стороны защиты не возражать против оглашения показаний <20> С.Д. в разбирательстве дела судьей З. не может рассматриваться как недвусмысленный отказ от права на ее допрос в соответствии с подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции.

--------------------------------

<20> Вероятно, имеется в виду письменное заявление С.Д., которое было направлено председательствующему судье З. (примеч. переводчика).

160. Европейский Суд учитывает, что в разбирательстве дела судьей М. (2 июля 2009 г.) сторона защиты возражала против оглашения показаний С.Д., полученных на следственной стадии (см. § 87 настоящего Постановления). Судья М. начал рассмотрение дела заново, и именно судья М. вынес оспариваемый приговор. Таким образом, не имеет решающего значения, что в более раннем разбирательстве дела судьей З. сторона защиты согласилась на оглашение прежних показаний С.Д.

161. Власти Российской Федерации не ссылались на какой-либо другой эпизод разбирательства, в котором сторона защиты отказалась бы от своего права на допрос С.Д. Европейский Суд приходит к выводу, что защита не отказывалась от своего права на допрос С.Д. в судебном разбирательстве.

(ii) Причины неявки С.Д. в суд и ее значимость как свидетеля

162. Европейский Суд напоминает, что судья, рассматривавший дело, имел в своем распоряжении лишь запись показаний С.Д. Данные показания были получены милицией без участия стороны защиты.

163. Судья М., рассматривавший дело и вынесший оспариваемый приговор, установил, что нестабильное психическое состояние С.Д. препятствовало ее участию в судебном разбирательстве. Европейский Суд отмечает, что С.Д. действительно страдала психическим расстройством, которое предположительно было связано с действиями заявительницы и М.С. Европейский Суд признает, что интересы свидетеля и, в частности, физической и психической неприкосновенности предполагаемой потерпевшей от преступления являются важными факторами, которые иногда могут требовать ограничения прав стороны защиты в соответствии с подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Решение судов страны не вызывать С.Д. для дачи показаний было основано на двух медицинских справках, выданных в январе 2006 года и марте 2007 года, в которых указывалось, что не рекомендуется ее явка в суд, поскольку это может вызвать рецидив (см. §§ 58 и 88 настоящего Постановления). Таким образом, решение судьи не вызывать С.Д. для дачи показаний было основано на известных фактах дела и подкреплено заключением врачей. Европейский Суд готов согласиться с тем, что данное решение не было произвольным (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Вронченко против Эстонии" (Vronchenko v. Estonia) от 18 июля 2013 г., жалоба N 59632/09, §§ 62 и 63, в контексте допроса малолетних потерпевших от сексуального злоупотребления).

164. Европейский Суд придает значение также тому обстоятельству, что показания С.Д. не содержали решающих доказательств против заявительницы. Так, сторона защиты не отрицала, что С.Д. участвовала в программах, как она утверждала, и что в дальнейшем у нее возникли проблемы со здоровьем. Сторона защиты также принимала версию С.Д. в отношении деятельности и практики, в которых она принимала участие. Таким образом, представляется, что сторона защиты не пыталась опровергнуть существенные элементы показаний С.Д., и ее позиция была построена на других доводах, которые относились к рассмотрению медицинских (а именно к существованию причинной связи между психическим расстройством С.Д. и ее участием в программе) и правовых вопросов (определение "медицинского" характера практики, применявшейся организациями). Едва ли С.Д., не являвшаяся специалистом, была бы способна прояснить какой-либо из этих пунктов. Соответственно, Европейский Суд не считает, что показания С.Д. являлись "единственным и решающим" доказательством против заявительницы (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Хавайя и Тахири против Соединенного Королевства", § 152, и см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Вронченко против Эстонии", § 59).

165. При подобных обстоятельствах и, в частности, ввиду небольшой значимости показаний С.Д. как свидетельницы Европейский Суд готов заключить, что ее неявка в суд не причиняла вреда интересам стороны защиты сколько-нибудь значимым образом и перевешивалась реальной заботой о ее благополучии. Таким образом, по делу требования подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции в этой части нарушены не были.

2. Использование экспертных доказательств

166. Заявительница также жаловалась на получение и рассмотрение "экспертных доказательств" судом первой инстанции. Она утверждала, что заключения экспертов стороны обвинения были приняты к рассмотрению районным судом, тогда как заключения и мнения экспертов со стороны защиты были отклонены как недопустимые. Она также жаловалась на то, что сторона защиты не могла принять участие в подготовке экспертных заключений.

167. При рассмотрении этих доводов Европейский Суд рассмотрит "экспертные доказательства" в широком смысле слова, то есть как источники информации, которые не описывают конкретных фактов дела, но содержат научный, технический и иной сходный анализ данных фактов (которые могут также определяться как "показания-мнения"). В то же время Европейский Суд не упускает из вида существующее в законодательстве Российской Федерации различие между двумя формами экспертных доказательств: заключениями "экспертов" и заключениями "специалистов", устными и письменными (см. выше раздел "Соответствующее внутригосударственное законодательство", § 111).

(a) Общие принципы

168. Европейский Суд напоминает, что свидетели и эксперты играют разную роль в разбирательствах и имеют различный статус. Последние не могут полностью смешиваться со "свидетелями", по крайней мере, не для всех целей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ходорковский и Лебедев против Российской Федерации" (Khodorkovskiy and Lebedev v. Russia) от 25 июля 2013 г., жалобы N 11082/06 и 13772/05, § 711 <21>). Анализируя вопрос о необходимости личной явки эксперта в судебное разбирательство, Европейский Суд руководствуется принципами, воплощенными в понятии "справедливое судебное разбирательство" в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции, и, в частности, гарантиями "состязательного разбирательства" и "равенства сторон". Некоторые подходы Европейского Суда по вопросу личного допроса "свидетелей" в соответствии с подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции, несомненно, имеют значение в контексте рассмотрения экспертных доказательств и могут применяться с необходимыми изменениями, с надлежащим учетом различия их статуса и роли (см. Постановление Европейского Суда по делу "Бениш против Австрии" ( v. Austria) от 6 мая 1985 г., § 29, Series A, N 92, с дополнительными отсылками).

--------------------------------

<21> Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2013.

169. Прежде всего национальные суды должны разрешать вопрос о формальной допустимости конкретного доказательства (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гарсия Руис против Испании" (Garcia Ruiz v. Spain), жалоба N 30544/96, ECHR 1999-I, § 28). Точно так же в соответствии со статьей 6 Конвенции к функции Европейского Суда не относится разрешение вопроса о том, является ли достоверным конкретное экспертное заключение, полученное национальным судом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ходорковский и Лебедев против Российской Федерации", § 700). При некоторых исключениях общее правило заключается в том, что суд страны имеет широкие пределы усмотрения при выборе между противоречивыми экспертными заключениями и отборе того, которое он находит последовательным и достоверным. Однако правила допустимости доказательств иногда могут противоречить принципам равенства сторон и состязательного разбирательства или затрагивать справедливость разбирательства иным образом (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Тамминен против Финляндии" (Tamminen v. Finland) от 15 июня 2004 г., жалоба N 40847/98, §§ 40 - 41). В контексте экспертных доказательств правила допустимости не должны лишать сторону защиты возможности их эффективного оспаривания, в частности, путем представления или получения альтернативных мнений и заключений. При определенных обстоятельствах отказ в принятии альтернативной экспертизы в качестве доказательства может рассматриваться в качестве нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Стойменов против Македонии" (Stoimenov v. "former Yugoslav Republic of Macedonia") от 5 апреля 2007 г., жалоба N 17995/02, §§ 38 и последующие).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

170. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что второй приговор, то есть приговор районного суда, которым заявительница была признана виновной, ссылался на ряд экспертных заключений, а именно на заключения от 27 июля 2003 г. (N 1170), от 19 ноября 2003 г. (N 197), от 9 апреля 2004 г. (N 36) и на второе заключение врача Ив. от 1 апреля 2005 г. В своих выводах суд также ссылался на протокол допроса Иг. следователем.

171. Кроме того, суд учитывал устные показания экспертов Ч. и Н., а также историю болезни С.Д.

172. Экспертные доказательства, представленные стороной обвинения суду, касались двух ключевых вопросов дела: 1) был ли причинен С.Д. физический или психический вред вследствие участия в программах организации, 2) имели ли эти программы "медицинский" характер? Заключение N 1170 от 25 июля 2003 г. было направлено на разрешение первого вопроса, заключения N 197 и 36 (от 19 ноября 2003 г. и 9 апреля 2004 г. соответственно) касались обоих аспектов дела. Другие заключения, полученные следователем, рассматривали в основном второй вопрос.

(i) Каким образом были получены экспертные доказательства относительно психического состояния С.Д.

173. Европейский Суд отмечает, что все экспертные заключения, указанные в приговоре, были получены следователем на стадии предварительного следствия. Если следователь назначает экспертизу, статья 198 УПК РФ наделяет сторону защиты правом участия в ее подготовке путем предложения кандидатур экспертов, постановки вопросов для них и так далее. Тот факт, что сторона защиты может играть определенную роль в подготовке заключения на этой ранней стадии, составляет важную процессуальную гарантию (см. § 120 настоящего Постановления). Однако сторона защиты не имела этой возможности, поскольку экспертные заключения были получены до того, как заявительница была привлечена в качестве обвиняемой (см. §§ 19 и 34 настоящего Постановления). К тому времени, когда заявительница была формально признана обвиняемой, следователь уже получил несколько экспертных заключений, а именно заключения N 1170, 197 и 36, указанные в окончательном приговоре, и еще два заключения, не указанные в приговоре: заключение врача А. (от 5 мая 2004 г.) и первое заключение врача Ив. (от 23 ноября 2004 г.).

174. Европейский Суд отмечает, что сторона защиты пыталась добиться назначения дополнительной экспертизы потерпевшей (см. § 48 настоящего Постановления). Тем не менее в этом случае следователь возразил в краткой форме, что отсутствует необходимость в производстве дополнительных экспертиз.

175. В итоге после начала судебного разбирательства суд располагал только экспертными заключениями, полученными стороной обвинения без участия стороны защиты. Само по себе это не противоречит Конвенции при условии, что в судебном разбирательстве сторона защиты имела достаточные процессуальные инструменты для рассмотрения данного доказательства и эффективного оспаривания его в суде.

(ii) Как рассматривались в суде экспертные доказательства по поводу психического состояния С.Д.

(альфа) Невозможность допроса стороной защиты ключевого эксперта стороны обвинения

176. Европейский Суд напоминает, что психическое состояние С.Д. оценивалось в заключении N 1170. Оно было единственным заключением, основанным на личном осмотре предполагаемой потерпевшей, все остальные осмотры основывались только на документах из материалов дела. Таким образом, доказательная ценность заключения N 1170 была особенно велика.

177. Европейский Суд признает, что сторона защиты была достаточна осведомлена о содержании заключения и поэтому могла оспаривать его выводы в судебном разбирательстве. Однако права стороны защиты на этом не заканчиваются. Согласно последовательной прецедентной практике Европейского Суда сторона защиты должна иметь право на ознакомление и оспаривание не только экспертного заключения как такового, но и достоверности мнений тех, кто его составлял, путем их прямого допроса (см. в числе других примеров Постановление Европейского Суда по делу "Брандштеттер против Австрии" (Brandstetter v. Austria) от 28 августа 1991 г., § 42, Series A, N 211, Постановление Европейского Суда по делу "Дорсон против Нидерландов" (Doorson v. Netherlands) от 26 марта 1996 г., §§ 81 - 82, Reports of Judgments and Decisions 1996-II, и Постановление Европейского Суда по делу "Мирилашвили против Российской Федерации" (Mirilashvili v. Russia) от 11 декабря 2008 г., жалоба N 6293/04, § 158).

178. Заключение N 1170 было подготовлено тремя экспертами. Один из них, а именно Гул., не давал показаний в суде по неизвестным причинам. Другой член экспертной комиссии - Н. не давал <22> показаний судье М. Однако как следует из его устных показаний в суде, он считал, что экспертная комиссия имела неполную информацию о характере и истории болезни С.Д. и что выводы заключения N 1170 основаны на предположениях. Во втором судебном разбирательстве она выразила мнение о том, что требуется еще одно психиатрическое обследование С.Д., чтобы восполнить пробелы первоначального заключения (см. §§ 60 и 93 настоящего Постановления). Европейский Суд находит, что устные показания Н. не обеспечивали достаточной поддержки позиции стороны обвинения и даже имели противоположную направленность.

--------------------------------

<22> О враче Н. в настоящем Постановлении говорится то как о женщине (см. §§ 60 и др.), то как о мужчине (примеч. переводчика).

179. При таких обстоятельствах для стороны защиты было принципиально важно заслушать лично Иг. - единственного эксперта, которая на допросе у следователя твердо настаивала на том, что, по ее мнению, имелась прямая причинная связь между психическим расстройством С.Д. и ее участием в программах организации (см. § 61 настоящего Постановления). Кроме того, Европейский Суд подчеркивает, что Иг. выступала в качестве докладчика экспертной комиссии, которая готовила заключение N 1170. Таким образом, ее непосредственный допрос имел важное значение для толкования выводов этого заключения.

180. Европейский Суд отмечает, что Иг. не явилась в суд на втором этапе судебного разбирательства (см. §§ 61 и 89 настоящего Постановления). Как следует из протокола судебного заседания, сторона защиты настаивала на личном допросе Иг., по причинам, которые из протокола не ясны, суды нашли это "невозможным". В отсутствие других объяснений властей Российской Федерации в этом отношении и с учетом краткости записей протокола судебного заседания Европейский Суд полагает, что судья М. не выяснил причину неявки Иг. и то, возможно ли обеспечить ее явку и допрос. Европейский Суд также учитывает, что Иг. не была допрошена и на первом этапе судебного разбирательства. Это объяснялось тем фактом, что она планировала переехать в другую страну (см. § 61 настоящего Постановления). Однако Иг. могла участвовать в перекрестном допросе хотя бы до 29 марта 2007 г. Когда суд решил огласить ее предыдущие показания (27 марта 2007 г.), она все еще находилась в стране. Следовательно, имелась возможность допросить эту свидетельницу в первом судебном разбирательстве, но власти упустили эту возможность. Наконец, Европейский Суд отмечает, что сторона защиты не могла допросить Иг. на стадии предварительного следствия опять-таки по причинам, которые остались неизвестными.

181. При таких обстоятельствах Европейский Суд считает, что отсутствие Иг. в судебном разбирательстве составило серьезное препятствие для стороны защиты.

(бета) Невозможность назначения новой экспертизы С.Д. через суд

182. Европейский Суд отмечает, что перекрестный допрос экспертов в судебном разбирательстве не был для стороны защиты единственным средством при оспаривании заключения N 1170. Другим способом, доступным стороне защиты, было назначение новой экспертизы С.Д. через суд. Сторона защиты предприняла такую попытку 7 декабря 2009 г. (см. §§ 95 и последующие настоящего Постановления). В поддержку своего ходатайства она ссылалась на мнения Н. и врача Ч., которые ранее давали показания суду и находили желательным провести еще одно психиатрическое обследование предполагаемой потерпевшей (см. § 93 настоящего Постановления). Однако суд отказал в назначении новой экспертизы.

183. Европейский Суд признает, что если сторона защиты просит суд о рассмотрении определенного вопроса экспертом или если сторона защиты пытается представить второе заключение по каким-либо вопросам, в первую очередь внутригосударственный суд должен разрешить вопрос о том, отвечает ли это полезной цели (см. Постановление Европейского Суда по делу "H. против Франции" (H. v. France) от 24 октября 1989 г., §§ 60 - 61, Series A, N 162-A). С другой стороны, Европейский Суд сохраняет надзорные полномочия в этой сфере: при исключительных обстоятельствах необходимость получения второго экспертного заключения по важному аспекту дела может быть самоочевидной, и уклонение суда от получения экспертных доказательств, о которых ходатайствует сторона защиты, может сделать судебное разбирательство несправедливым (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "G.B. против Франции" (G.B. v. France), жалоба N 44069/98, § 69, ECHR 2001-X).

184. Европейский Суд полагает, что при обстоятельствах настоящего дела, когда сторона защиты не участвовала в подготовке первоначального экспертного заключения, ключевой эксперт стороны обвинения не был допрошен стороной защиты (в открытом судебном заседании или иным образом), а два других эксперта, дававшие устные показания, рекомендовали провести дополнительное психиатрическое обследование С.Д., отказ суда страны от назначения такой экспертизы является спорным. Данный вывод подкрепляется тем фактом, что на первом этапе внутригосударственного разбирательства, который окончился оправданием заявительницы, суд отказал в рассмотрении оспариваемого заключения, использованного против заявительницы на втором этапе разбирательства. С учетом того, что судья во втором разбирательстве не был связан решением предшественника, безоговорочное доверие к этому заключению во втором разбирательстве в отсутствие дополнительной проверки, рекомендованной двумя экспертами, представляется неоправданным.

(гамма) Невозможность представления стороной защиты второго заключения со стороны их собственных экспертов

185. Вместе с тем Европейский Суд отмечает, что сторона защиты имела еще одну возможность оспорить выводы заключения N 1170, а именно представить заключение их собственных экспертов (в отличие от экспертов, выбранных стороной обвинения или судом).

186. Европейский Суд отмечает, что в 2006 году сторона защиты запросила экспертное заключение НАРП и представила его в суд как "письменное заключение специалистов" (см. § 51 настоящего Постановления). Заключение НАРП критиковало выводы заключения N 1170 и поэтому имело значение для вопроса о том, было ли психическое расстройство С.Д. вызвано ее участием в программе организации. Однако районный суд отказался рассматривать заключение НАРП (см. § 103 настоящего Постановления) на том основании, что оно было предположительно получено в нарушение статей 58, 251 и 270 УПК РФ. Суд разъяснил, что согласно закону "сторона не может по собственной инициативе и вне судебного разбирательства заказывать и получать суждение специалиста".

187. В этом отношении Европейский Суд соглашается с властями Российской Федерации в том, что принцип "равенства сторон", воплощенный в пункте 1 статьи 6 Конвенции, не требует, чтобы сторона защиты имела бы точно такие же полномочия, что и сторона обвинения, когда речь идет о получении доказательств. Способы, с помощью которых сторона защиты и сторона обвинения могут участвовать в сборе доказательств, часто являются разными (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Мирилашвили против Российской Федерации", § 225). Однако важно, чтобы эти различия не ставили сторону защиты в явно неблагоприятное положение по сравнению со стороной обвинения. Правила о получении доказательств и представлении их в суде не должны делать невозможным осуществление стороной защиты прав, гарантированных статьей 6 Конвенции. В упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Ходорковский и Лебедев против Российской Федерации", § 731, Европейский Суд подчеркнул следующее:

"...[О]спаривание заключения эксперта в отсутствие помощи другого эксперта в соответствующей сфере может быть затруднительным. Таким образом, одного лишь права стороны защиты просить суд о назначении другой экспертизы не является достаточным. Чтобы реализовать это право эффективно, сторона защиты должна иметь ту же возможность представления собственных "экспертных доказательств".

188. Европейский Суд отмечает, что в соответствии с законодательством Российской Федерации сторона защиты не имеет прав стороны обвинения в части получения экспертных заключений. Собственно "экспертизу" может назначить следователь (который является основным процессуальным противником стороны защиты) или суд (см. статью 57 УПК РФ, кратко изложенную в § 111 настоящего Постановления). Сторона защиты имеет только право ходатайствовать о назначении экспертизы и предлагать кандидатуры экспертов и вопросы для них (см. § 120 настоящего Постановления). Правом назначать экспертизу, привлекать экспертов, предоставлять им подлинные материалы и вещественные доказательства, формулировать вопросы обладают следователь или судья. Как свидетельствуют факты настоящего дела, сторона обвинения или суд могут отклонить ходатайство о дополнительной экспертизе лица или предмета без подробных объяснений, поскольку, по их мнению, дело и так является ясным (см., в частности, ответ следователя на такое ходатайство, процитированный в § 36 настоящего Постановления).

189. В качестве альтернативы сторона защиты имеет право обратиться за помощью к "специалистам" (см. §§ 121 и 122 настоящего Постановления). Вместе с тем статус "специалиста" в законодательстве Российской Федерации отличается от статуса "эксперта". Хотя специалист может "разъяснять сторонам и суду вопросы своей профессиональной компетенции", его основная роль заключается в содействии суду и сторонам в проведении следственных действий, которые требуют специальных навыков или знаний. Различие между "экспертом" в строгом смысле и "специалистом" раскрывается в Постановлении N 28 Верховного Суда Российской Федерации, кратко изложенном в §§ 125 и последующих настоящего Постановления. Несмотря на то, что Постановление N 28 было принято через несколько месяцев после окончания судебного разбирательства по делу заявительницы, оно толковало ту же норму, которая была применена в деле заявительницы, и отражало понимание Верховным Судом Российской Федерации статуса "специалистов" в соответствии с УПК РФ. Таким образом, мнение "специалиста" не может заменить всестороннего рассмотрения вопроса экспертом (см. пункт 1 Постановления N 28). Специалист не может исследовать вещественные доказательства непосредственно, а может лишь высказывать "суждение", тогда как эксперт представляет "заключения" (см. пункт 20 Постановления N 28). Если требуется исследование сложных вопросов в области науки, техники, искусства или ремесла, суд может привлечь "эксперта", а не "специалиста". В итоге, хотя мнения "специалистов" и "экспертов" могут быть использованы в качестве доказательства, и оба могут быть профессионалами в конкретной сфере, роль специалиста и значение его суждения, по мнению Верховного Суда Российской Федерации, не идентичны "экспертным".

190. Наконец, даже если предположить, что "экспертному заключению", представленному стороной обвинения, может быть противопоставлено суждение "специалиста", неясно, могла ли сторона защиты при обстоятельствах настоящего дела представлять такие доказательства в процессе. Что касается устного допроса "специалистов", Европейский Суд отмечает, что НАРП являлась экспертным учреждением, расположенным в г. Москве, а судебное разбирательство осуществлялось в г. Хабаровске, более чем за 6 000 км от нее. Таким образом, стороне защиты было бы трудно и обременительно обеспечивать личную явку "специалистов" с ее стороны в судебное разбирательство. Кроме того, специалист должен являться по вызову следователя или суда (см. § 114 настоящего Постановления), но у него отсутствует эта обязанность, когда его допроса требует сторона защиты.

191. Следовательно, оставался вариант представления письменного заключения НАРП для оспаривания "экспертных заключений", представленных стороной обвинения. Однако суд первой инстанции отказал в принятии заключения НАРП на том основании, что оно предположительно было получено в нарушение соответствующих процессуальных правил. В поддержку этого вывода судья М. сослался на три положения УПК РФ: статьи 58, 251 и 270 (см. § 103 настоящего Постановления). Судья М. не объяснил, почему эти положения нарушены. Европейский Суд, со своей стороны, не усматривает препятствий для приобщения письменного заключения НАРП к материалам дела. Так, статья 58 УПК РФ не запрещает стороне защиты заказывать и получать письменные заключения "специалистов", по крайней мере, буквально. Статьи 251 и 270 УПК РФ прямо не применимы, так как касаются личного допроса специалиста, а не исследования его письменного заключения.

192. С другой стороны, Европейский Суд отмечает, что судья М. указал, что "сторона не может по своей инициативе и вне судебного заседания заказывать и получать суждение специалиста". Действительно, часть 3 статьи 53 УПК РФ отсылает к статье 58 УПК РФ, которая, в свою очередь, содержит ссылку на статьи 168 и 270 УПК РФ, регулирующие участие специалистов по поручению стороны обвинения или суда. Сложно понять, как статья 58 УПК РФ согласуется с частью 3 статьи 53 и статьей 86 УПК РФ и подпунктом 4 пункта 3 статьи 6 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" (см. §§ 122 и 123 настоящего Постановления), которые предусматривают, что защитник может привлекать специалиста в уголовном разбирательстве. В любом случае в задачу Европейского Суда не входит отвлеченное толкование внутригосударственного законодательства. Представляется, что судья М. толковал нормы УПК РФ как запрещающие стороне защиты получать письменные суждения специалистов иначе как через сторону обвинения или суд. Таким образом, сторона защиты не могла получать и представлять письменные суждения "специалистов" для оспаривания письменных заключений экспертов, полученных и представленных стороной обвинения.

(дельта) Общая оценка рассмотрения экспертных доказательств о влиянии программы организации на психическое состояние С.Д.

193. Европейский Суд подчеркивает, что различие процессуального статуса "специалиста" и "эксперта" в законодательстве Российской Федерации не влечет нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции автоматически во всех делах. Кроме того, для национального законодателя в принципе является законным установление определенных правил по поводу того, как сторона защиты может собирать и представлять собственные экспертные доказательства в суде.

194. Однако в настоящем деле это различие в сочетании с другими ограничениями, с которыми столкнулась сторона защиты в разбирательстве в связи с экспертными доказательствами, поставило ее в неблагоприятное положение по отношению к стороне обвинения. Европейский Суд напоминает, что экспертные доказательства и, в частности, заключение N 1170 играли главную роль в позиции стороны обвинения. Ключевой эксперт стороны обвинения - врач Иг. никогда не допрашивалась стороной защиты. Сторона защиты не участвовала в процессе получения экспертных заключений на следственной стадии. Прокурор и суд в краткой форме отказали в проведении дополнительных экспертиз, вопреки мнению двух профессионалов, допрошенных в суде, и позиции суда на первом этапе разбирательства. И наконец, сторона защиты по сути не имела возможности оспаривать эти заключения путем противопоставления им других доказательств. Сторона защиты могла только обращаться за помощью к "специалистам", статус которых был ниже, чем статус "экспертов", и, кроме того, стороне защиты не было позволено представить в суде письменные суждения "специалистов", тогда как сторона обвинения и суд ссылались на письменные заключения экспертов, полученные следователем на стадии предварительного следствия.

195. Европейский Суд приходит к выводу, что в части рассмотрения экспертных доказательств по поводу психического состояния С.Д. сторона защиты была поставлена в неблагоприятное положение по отношению к стороне обвинения, которое не согласуется с требованиями принципа равенства сторон в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции.

(iii) Рассмотрение экспертных доказательств по поводу "медицинского" характера программ организации

196. Европейский Суд переходит к рассмотрению экспертных доказательств по поводу второго вопроса настоящего дела, а именно имела ли деятельность организации "медицинский" характер.

197. Европейский Суд отмечает, что исследование этой группы экспертных доказательств было омрачено некоторыми недостатками, указанными выше. Так, первые четыре экспертизы программ организации (заключения N 197, N 36, первое заключение врача Ив. и заключение врача А.) проводились без участия или даже ведома стороны защиты. При этом сторона защиты находилась в несколько лучшем положении, что касается второй группы доказательств, по следующим причинам.

198. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что сторона защиты была уведомлена о последней экспертизе врача Ив., окончившейся заключением 1 апреля 2005 г. (см. § 37 настоящего Постановления). Таким образом, сторона защиты могла осуществлять свои права, предусмотренные статьей 198 УПК РФ. Даже если соблюдение этих прав зависело от следователя, сторона защиты могла, по крайней мере, попытаться просить следователя поставить дополнительные вопросы перед экспертом или назначить другого эксперта.

199. Во-вторых, Европейский Суд отмечает, что на втором этапе разбирательства судья М. заслушал устные показания только одного из четырех экспертов, участвовавших в подготовке заключений N 197 и 36, указанных в приговоре. Кроме того, врач Ив., готовившая экспертное заключение от 1 апреля 2005 г., не была допрошена лично. Однако из материалов дела неясно, просила ли сторона защиты допросить отсутствующих экспертов лично (см. для сравнения ситуацию с Иг., докладчиком группы, готовившей заключение N 1170, о вызове которой ходатайствовала сторона защиты). При таких обстоятельствах представляется, что сторона защиты не считала их присутствие необходимым.

(альфа) Невозможность представления стороной защиты второго заключения экспертов с ее стороны

200. Европейский Суд не убежден, что принцип равенства сторон соблюдался в отношении второй группы экспертных доказательств. Сторона защиты не могла оспорить выводы врача Ив. путем представления альтернативного заключения профессора З. (которое определяло понятие "медицинская деятельность" и, таким образом, имело отношение ко второму вопросу). Суд отказал в принятии этого доказательства по той же самой причине, по которой не принимал заключение НАРП (см. §§ 49 и 103 настоящего Постановления). Следовательно, сторона защиты не имела возможности "активной защиты": она не могла представить письменные суждения привлеченных ею "специалистов", и, в любом случае, суждение "специалиста" имело бы меньшее значение, чем заключение "эксперта".

(бета) Исключение судом показаний врача А.

201. Наконец, особенностью второй группы экспертных доказательств является рассмотрение стороной обвинения и судами экспертного заключения врача А. (см. § 29 настоящего Постановления). Европейский Суд отмечает, что экспертное заключение врача А. было получено на стадии предварительного следствия по инициативе следователя. Заключение врача А. было явно благоприятным для стороны защиты. Тем не менее ни в одном из приговоров по настоящему делу нет ссылок на это экспертное заключение. Представляется, что либо заключение врача А. не было представлено суду, либо оно было представлено, но суды его проигнорировали. Европейский Суд полагает, что в любом случае власти нарушили фундаментальные принципы справедливого судебного разбирательства. Прецедентная практика Европейского Суда указывает, что сторона обвинения должна раскрывать стороне защиты "все существенные доказательства, которые она имеет за или против обвиняемого" (см. в числе многих других примеров Постановление Европейского Суда по делу "Эдвардс против Соединенного Королевства" (Edwards v. United Kingdom) от 16 декабря 1992 г., § 36, Series A, N 247-B). Некоторые исключения из этого правила допустимы, но власти Российской Федерации на них не ссылались. Правило раскрытия оправдывающих доказательств обязывает сторону обвинения представлять такие доказательства на рассмотрение суда. В то же время данное правило не имеет смысла, если судам разрешено оставлять эти доказательства без рассмотрения и даже не упоминать их в своих приговорах.

202. Европейский Суд также отмечает, что сторона защиты пыталась представить экспертное заключение врача А. в другой форме: так, в первом судебном разбирательстве (которое окончилось оправданием заявительницы) он был допрошен в качестве "специалиста". Однако в последующем разбирательстве устные показания врача А. были исключены из состава доказательств на том основании, что врач А. уже участвовал в судебном разбирательстве в качестве "эксперта".

203. Правило исключений, примененное судами страны при этих обстоятельствах, означало, что, привлекая лицо в качестве "эксперта", сторона обвинения могла нейтрализовать его в качестве потенциального "специалиста" стороны защиты. Если стороне обвинения не нравилось заключение "эксперта", она могла не ссылаться на него в суде. В результате заключение врача А. было исключено из рассмотрения в суде в любой форме, что причиняло вред позиции стороны защиты.

204. Исключение заключения врача А. из состава доказательств выглядит особенно неуместным с учетом непоследовательного подхода судов к экспертным доказательствам. Европейский Суд отмечает, что судья З., принявший дело от суда кассационной инстанции, полагал, что необходима новая экспертиза по вопросу о "медицинском" характере деятельности организации (см. § 82 настоящего Постановления). Вместе с тем судья М., который вступил в дело после самоотвода судьи З., рассмотрел его без получения заключения, ранее затребованного судьей М. <23> (см. §§ 83 и последующие настоящего Постановления).

--------------------------------

<23> Вероятно, Европейский Суд имел в виду заключение, затребованное судьей З. (примеч. переводчика).

205. Европейский Суд не считает уместным указывать внутригосударственному судье на наилучший образ действий. У судьи М. было несколько вариантов: например, он мог назначить новую экспертизу по этому вопросу, мог разрешить стороне защиты представить письменное суждение одного из ее "специалистов" или мог рассмотреть письменное заключение врача А. или его устные объяснения. Вместо этого судья М. ограничился использованием тех же письменных заключений экспертов стороны обвинения, которые ранее были отклонены другим судьей как недопустимые, недостоверные и противоречивые, без какой-либо значимой проверки их достоверности.

206. В итоге Европейский Суд приходит к выводу, что в части рассмотрения экспертных доказательств по поводу характера деятельности организации сторона защиты была поставлена в неблагоприятное положение по отношению к стороне обвинения и что разбирательство не было действительно состязательным. Данная ситуация противоречит требованиям пункта 1 статьи 6 Конвенции.

207. Европейский Суд учитывает тот факт, что судья М. заслушал ряд свидетелей защиты, рассмотрел несколько экспертных заключений и изучил различные документы. Однако вопрос о том, было ли обеспечено стороне защиты "равенство сторон" с обвинением и было ли разбирательство "состязательным", не может оцениваться только в количественном выражении. В настоящем деле стороне защиты было крайне сложно оспорить экспертные доказательства, представленные суду стороной обвинения. Европейский Суд подчеркивает, что дело против заявительницы было построено на экспертных доказательствах. При подобных обстоятельствах способ рассмотрения экспертных доказательств сделал судебное разбирательство по делу заявительницы несправедливым. Таким образом, Европейский Суд не считает нужным рассматривать иные процессуальные нарушения, на которые ссылается заявительница.

208. На основании изложенного Европейский Суд заключает, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статьи 7 Конвенции

209. Заявительница жаловалась на то, что ее осуждение было непредсказуемым и основывалось на правовых актах, принятых после событий, в связи с которыми было возбуждено дело. Она ссылалась на статью 7 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"1. Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления.

2. Настоящая статья не препятствует осуждению и наказанию любого лица за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое в момент его совершения являлось уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами".

210. Власти Российской Федерации оспаривали этот довод. Они утверждали, что уголовная ответственность за незаконную медицинскую деятельность была установлена в УК РФ с достаточной ясностью. Суды страны, признавая заявительницу виновной, ссылались на положения законодательства Российской Федерации о здравоохранении, принятого до событий, повлекших осуждение заявительницы.

211. Заявительница настаивала на своей жалобе.

212. Власти Российской Федерации не выдвинули каких-либо формальных возражений относительно приемлемости данной жалобы. Европейский Суд далее отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "a" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.

213. Обращаясь к существу жалобы, Европейский Суд полагает, что для разрешения вопроса о том, могут ли действия, вменяемые заявительнице, квалифицироваться как "незаконное осуществление медицинской деятельности", преступление, наказываемое в соответствии со статьей 235 УК РФ, судам требовалось рассмотреть определенные вопросы факта, в частности, связанные с характером деятельности организации в свете применимых правовых норм. Как указывалось выше, порядок рассмотрения судом этих вопросов, которые требовали содействия специалистов в данной сфере, имел недостатки. Следовательно, осуждение заявительницы не было бесспорным. При таких обстоятельствах и с учетом выводов, сделанных в соответствии со статьей 6 Конвенции, Европейский Суд считает, что не является необходимым обособленное рассмотрение вопроса о том, имело ли место нарушение требований статьи 7 Конвенции в связи с осуждением заявительницы.

III. Применение статьи 41 Конвенции

214. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

215. Заявительница требовала 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

216. Власти Российской Федерации утверждали, что установление нарушения составило бы достаточную справедливую компенсацию, "поскольку в таком деле приговор, вынесенный заявительнице, может быть отменен в соответствии с порядком, установленным УПК РФ в порядке исполнения постановления Европейского Суда".

217. Европейский Суд считает, что возобновление разбирательства по делу являлось бы наиболее целесообразной мерой по восстановлению прав заявительницы в соответствии со статьей 6 Конвенции, и отмечает, что эта возможность доступна заявительнице в соответствии со внутригосударственным законодательством. Однако он не находит, что возобновление разбирательства само по себе составит достаточную компенсацию при данных обстоятельствах с учетом длительности уголовного разбирательства и серьезности процессуальных нарушений, установленных в настоящем деле. С другой стороны, Европейский Суд полагает, что сумма, требуемая заявительницей, является чрезмерной. С учетом предоставленных материалов, оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявительнице 4 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму.

B. Судебные расходы и издержки

218. Заявительница также требовала 500 000 рублей (примерно 11 350 евро) в качестве компенсации юридических издержек, понесенных в Европейском Суде. Она предоставила в Европейский Суд соглашение между ней и ее адвокатом Е. Карповой, датированное 1 августа 2010 г., которое предусматривает, что часть этой суммы (90 000 рублей) подлежит уплате в течение шести месяцев после коммуницирования дела властям Российской Федерации, а остальная часть выплачивается в течение двух лет после решения Европейского Суда о приемлемости жалобы. В соответствии с данным соглашением заявительница также просила отдельно возместить транспортные расходы адвоката, почтовые расходы и расходы на перевод. Заявительница предоставила расписки, подтверждающие оплату 90 000 рублей адвокату и 12 500 рублей переводчику. Она также предоставила расчет транспортных расходов ее адвоката, охватывающих трехдневную поездку из г. Хабаровска в г. Страсбург.

219. Власти Российской Федерации отмечали, что заявительница не предоставила документов, подтверждающих, что требуемые суммы действительно были уплачены. Что касается издержек, связанных с поездкой адвоката заявительницы в г. Страсбург, эти издержки не являлись необходимыми.

220. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле Европейский Суд отклоняет требование о возмещении транспортных расходов, поскольку поездка адвоката в г. Страсбург не являлась необходимой. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что адвокат заявительницы не указала свои часовые/дневные ставки и не предоставила подробного описания работы, выполненной по данному делу, и не указала затраченного времени. В настоящем деле, принимая во внимание предоставленные ему документы и вышеуказанные критерии, Европейский Суд считает разумным присудить 4 000 евро в качестве возмещения издержек по всем основаниям, а также любой налог, который может быть начислен заявительнице на указанную сумму.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

221. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД:

1) признал единогласно жалобу приемлемой;

2) постановил единогласно, что имело место нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции в части несправедливого рассмотрения экспертных доказательств в разбирательстве;

3) постановил шестью голосами "за" и одним - "против", что по делу требования подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции в части неявки в суд С.Д. нарушены не были;

4) постановил пятью голосами "за" и двумя - "против", что отсутствует необходимость рассмотрения жалобы с точки зрения статьи 7 Конвенции;

5) постановил единогласно, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявительнице следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты:

(i) 4 000 евро (четыре тысячи евро) в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму;

(ii) 4 000 евро (четыре тысячи евро) в качестве компенсации судебных расходов и издержек, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявительницу в связи с этой суммой;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

6) отклонил единогласно оставшуюся часть требований заявительницы о справедливой компенсации.

Председатель Палаты Суда
Изабель БЕРРО-ЛЕФЕВР

Заместитель Секретаря Секции Суда
Андре ВАМПАШ

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к Постановлению прилагаются следующие особые мнения:

(a) совместное частично не совпадающее особое мнение судей Паулу Пинту ди Албукерки и Ксении Туркович;

(b) частично не совпадающее особое мнение судьи Паулу Пинту ди Албукерки.

СОВМЕСТНОЕ ЧАСТИЧНО НЕ СОВПАДАЮЩЕЕ ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЕЙ

ПАУЛУ ПИНТУ ДИ АЛБУКЕРКИ И КСЕНИИ ТУРКОВИЧ

1. Сожалеем, что большинство не рассмотрело наиболее важные материально-правовые вопросы по делу Матыциной, а именно непредсказуемое и ретроактивное применение бланкетной уголовно-правовой нормы и неприменение срока давности в уголовном деле. Новизна и серьезность этих двух вопросов заслуживают внимания Палаты Европейского Суда.

Неправильное применение бланкетной уголовно-правовой нормы

2. Заявительница была осуждена за шарлатанство <24>, предусмотренное статьей 235 ("Незаконное осуществление медицинской деятельности или фармацевтической деятельности") Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ), и приговорена к двум годам лишения свободы. Она не отбывала наказание в связи с истечением срока давности. Факты дела имели места в течение трех месяцев, с апреля по июнь 2002 года.

--------------------------------

<24> Так в тексте. По-видимому, имеется в виду указанное далее незаконное занятие медицинской деятельностью (примеч. переводчика).

3. Правовая база в период, относящийся к обстоятельствам дела, была настолько запутанной, что 17 экспертов, привлеченных к участию во внутригосударственном разбирательстве, не могли прийти к согласию в вопросе о том, составляли ли методы, применявшиеся организацией, "медицинские услуги", "научную медицину", "народную медицину" или что-либо еще. Национальным властям были представлены следующие заключения: (1) заключение N 1170 от 25 июля 2003 г., которое нашло, что у предполагаемой потерпевшей развилось "острое шизоидное психотическое расстройство" в связи с участием предполагаемой потерпевшей в программах организации, в отсутствие вывода о характере этих программ; (2) заключение N 197 от 19 ноября 2003 г., основанное на письменных материалах дела, которое не дало ответ на вопрос о том, были ли методы организации медицинскими; (3) заключение N 36 от 9 апреля 2004 г., основанное на письменных материалах дела, которое также не давало ответа на этот вопрос; (4) мнение от 22 апреля 2004 г. о том, что методы, используемые организацией, такие как релаксация и позы (асаны) йоги, не требовали лицензирования; (5) заключение от 5 мая 2004 г., в котором указывалось, что методы организации не были "медицинскими"; (6) заключение от 16 декабря 2004 г., которое не выразило мнения о характере методов организации; (7) заключение от 17 января 2006 г., в котором критиковались методы заключения N 1170 от 25 июля 2003 г.; (8) заключение от 1 июля 2007 г., которое полагало, что деятельность организации не была "медицинской" и что отсутствует явная связь между психическим состоянием предполагаемой потерпевшей и программами организации.

4. Еще более странно, что только один эксперт, врач Ив., подтвердила, что деятельность организации может квалифицироваться как "народная медицина", требующая лицензирования, и что деятельность организации имела медицинский характер. Она изложила это мнение в двух заключениях от 23 ноября 2004 г. и 1 апреля 2005 г., но никогда не являлась в суд для допроса в связи со своими заключениями. Кроме того, она выразила свое мнение только на основании письменных материалов, не осматривая предполагаемую потерпевшую и не допрашивая обвиняемую. Еще хуже, что заключение Ив. содержало ссылки на различные законы и правила, которые вступили в силу после данных событий, например, Приказ Министерства здравоохранения от 26 июля 2002 г. N 238 и Методические рекомендации Министра <25> здравоохранения от 14 ноября 2003 г.

--------------------------------

<25> Так в тексте. Точнее, заместителя Министра (примеч. переводчика).

5. Действительно непостижимо, что суды страны приняли это единственное мнение эксперта как убедительное доказательство и признали подсудимую виновной в соответствии с предъявленным обвинением. Полная непредсказуемость толкования судами страны нормативной базы усугубляется тем фактом, что важнейшие комментарии УК РФ не ссылаются на ранее рассмотренные дела по статье 235 УК РФ.

6. Кроме того, дело затрагивает принципиальный вопрос. Норма статьи 235 УК РФ является бланкетной, ставящей в зависимость наказание за шарлатанство от неуголовного законодательства и правил. В настоящем деле эксперты и суды ссылались на ряд административных актов и правил, которые предположительно определяли и описывали "медицинскую практику". В то время как совместимость бланкетных уголовно-правовых положений с принципом законности (nullum crimen sine lege praevia, certa et stricta) <26> является предметом накаленных дискуссий, тем не менее, обычно соглашаются с тем, что эти положения в принципе необходимы в определенных областях уголовного права, а именно там, где технические подробности элементов состава преступления обеспечиваются неуголовным законодательством и правилами. Так, бланкетная уголовно-правовая норма применяется во взаимосвязи с дополняющими ее неуголовными положениями. {В любом случае эти неуголовные законы и правила, дополняющие элементы состава преступления, отсутствующие в бланкетной уголовно-правовой норме, сами должны отвечать требованиям принципа законности. Лицо должно сознавать из формулировки уголовно-правовой нормы, толкуемой во взаимосвязи с соответствующими неуголовными нормами и, при необходимости, с помощью правовой экспертизы третьего лица, какие действия и бездействие могут повлечь для него уголовную ответственность и какое наказание ему будет назначено за эти действия и бездействие <27>. Таким образом, неуголовные законы и правила, дополняющие бланкетную уголовно-правовую норму, должны отвечать требованиям lex praevia, certa et stricta} <28>. В противном случае государство может наказывать поведение, преступность которого никто не мог предвидеть в период, относящийся к обстоятельствам дела.

--------------------------------

<26> Nullum crimen sine lege praevia, certa et stricta (лат.) - принцип, согласно которому "нет преступления в отсутствие ранее существовавшего закона, определенного и точного" (примеч. переводчика).

<27> В прецедентной практике Европейского Суда см. Постановление Европейского Суда по делу "Кантони против Франции" (Cantoni v. France) от 15 ноября 1996 г., §§ 29 - 32, Reports 1996-V, Постановление Европейского Суда по делу "Радио Франс" и другие против Франции" (Radio France and Others v. France) от 30 марта 2004 г., жалоба N 53984/00, §§ 18 - 20, Постановление Европейского Суда по делу "Лиивик против Эстонии" (Liivik v. Estonia) от 25 июня 2009 г., §§ 101 - 104, Постановление Европейского Суда по делу "Сорос против Франции" (Soros v. France) от 6 октября 2011 г., жалоба N 50425/06, §§ 55 - 62, Постановление Европейского Суда по делу "Ходорковский и Лебедев против Российской Федерации" (Khodorkovskiy and Lebedev v. Russia) от 25 июля 2013 г., жалобы N 11082/06 и 13772/05, §§ 791 - 815, а также в прецедентной практике Суда Европейского союза см. дело Кенеке (Koenecke), дело N 117/83, 25 сентября 1984 г., и дело "Вандермортеле Н.В." (Vandemoortele N.V.), дело N C-172/89, 12 декабря 1990 г.

<28> Здесь и далее выделено Европейским Судом (примеч. переводчика). В тексте документа использовано выделение фигурными скобками.

7. Именно такая ситуация сложилась в настоящем деле. Административное законодательство и правила, которые должны были дополнять статью 235 УК РФ, не отличались ясностью. Действительно, тщательный анализ нормативной базы, существовавшей в период фактов (то есть с апреля по июнь 2002 года), показывает, что законы, правила и рекомендации не содержали четкого определения правовых понятий "медицинская практика", "научная медицина", "научно-медицинская процедура" или "народная медицина" для целей уголовно-правовой нормы статьи 235 УК РФ. Законы и правила в период, относящийся к обстоятельствам дела, регулировали только административную организацию ряда служб здравоохранения в отсутствие конкретных и подробных ссылок на характеристики действий и методов, относящихся к сфере "научной медицины" и "народной медицины".

8. Возможно, что в данной сфере регулирования могут быть сложности в формулировании законодательства с абсолютной точностью и может требоваться определенная степень гибкости, позволяющая судам учитывать развитие науки. В то же время существует неизбежный элемент судебного толкования любой правовой нормы, как бы ясно она ни была сформулирована, но в ее толковании суды не могут выходить за пределы того, что можно разумно предвидеть при данных обстоятельствах <29>. Тем не менее в настоящем деле в связи с неясностью административной регулятивной базы "здравоохранения" в период, относящийся к обстоятельствам дела, было непредсказуемо, что нелицензированные методы организации составят преступление. Из формулировки соответствующих административных норм во взаимосвязи с УК РФ обвиняемая не могла сделать вывод, даже в результате экспертного толкования, о чем свидетельствуют противоречивые экспертные заключения, что нелицензированные методы организации повлекут для нее уголовную ответственность <30>.

--------------------------------

<29> См., например, Постановление Европейского Суда по делу "Башкая и Окчуолу против Турции" (Baskaya and Okcuoglu v. Turkey) от 8 июля 1999 г., жалобы N 23536/94 и др., §§ 39 - 40.

<30> См. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Башкая и Окчуолу против Турции", § 36.

9. Кроме того, хотя в первую очередь национальные власти должны толковать и применять законодательство страны, в настоящем деле широкое и чрезмерное толкование административных норм не было совместимо с существом преступления "незаконное осуществление медицинской деятельности или фармацевтической деятельности" <31>. Административно-правовые положения произвольно толковались вторым судом первой инстанции в ущерб обвиняемой, поскольку он квалифицировал такие методы, как йога, дыхательные упражнения, пение мантр, ароматерапию и другие подобные действия как "медицинские услуги".

--------------------------------

<31> См. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "CR против Соединенного Королевства" (CR v. United Kingdom) от 22 ноября 1995 г., жалоба N 2190/92, § 37, Постановление Европейского Суда по делу "Кафкарис против Греции" (Kafkaris v. Greece) от 12 февраля 2008 г., жалоба N 21906/04, § 141.

10. Некоторые административные законы, правила и рекомендации, упомянутые экспертом - врачом Ив. и судами страны, вступили в силу лишь по окончании периода, относящегося к обстоятельствам дела, что составляло недопустимое ретроактивное применение бланкетной уголовно-правовой нормы. Как правомерно указал Центральный районный суд г. Хабаровска в решении от 23 июля 2007 г., экспертное заключение врача Ив. было основано на законодательстве, которое вступило в силу после событий, вменяемых заявительнице. То же самое случилось с другим экспертным заключением, которое ссылалось на те же положения ex post facto <32>, хотя и содержало противоположные выводы.

--------------------------------

<32> Здесь и далее это латинское выражение, по-видимому, употреблено в данном случае в значении "принятые впоследствии" (примеч. переводчика).

11. Напрашивается вывод о том, что административные положения, существовавшие в период, относящийся к обстоятельствам дела, не были достаточны для дополнения составных элементов преступления, и второй суд первой инстанции должен был ссылаться на административные положения ex post facto, которые не только применялись ретроактивно, но и сами благоприятствовали противоречивым толкованиям. Коротко говоря, определяя методы организации и обвиняемой как "медицинские услуги", требующие лицензирования, суды расширили установленную УК РФ сферу преступления на действия, которые ранее не признавались преступными. По вышеизложенным причинам заявительница не могла разумно предвидеть, что ее действия составят преступление - "незаконное осуществление медицинской деятельности или фармацевтической деятельности", предусмотренное УК РФ с дополнением в виде административных положений, действовавших в период, относящийся к обстоятельствам дела <33>. Таким образом, вывод, к которому пришел суд первой инстанции в приговоре от 27 июля 2007 г., был полностью неправильным: для осуждения заявительницы отсутствовала правовая база.

--------------------------------

<33> См. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лиивик против Эстонии", §§ 100 - 104.

Неприменение срока давности в уголовном деле

12. В дополнение к отсутствию ясности уголовно-правовой нормативной базы для уголовного преследования истек срок давности, но, тем не менее, заявительница была признана виновной и осуждена. Часть 2 статьи 27 УПК РФ предусматривает, что, если обвиняемый возражает против прекращения уголовного дела в связи с истечением срока давности, предусмотренного частями 1 - 3 статьи 24 УПК РФ, разбирательство продолжается, и суд должен рассмотреть дело по существу. Правовое толкование части 2 статьи 27 УПК РФ не является единым в вопросе о том, могут ли суды, признавая лицо виновным, назначить ему наказание. Важнейшие комментарии к УПК РФ не единодушны в этом пункте: если лицо признается виновным в совершении установленного преступления, некоторые комментаторы считают, что суды в любом случае не могут назначать наказание осужденному, тогда как другие считают, что судья имеет выбор между назначением и неназначением наказания, тем самым признавая за судьями неограниченное усмотрение, что неприемлемо для принципа законности. Прецедентная практика также не является единообразной в этом отношении. Отсутствие ясности закона и неограниченная дискреция, которой наделяются судьи в применении такого закона, приводят к тому, что заявительница не имела заблаговременного предупреждения, как требует принцип законности, о том, к каким последствиям приведет ее отказ от срока давности, и таким образом, не могла принять надлежащим образом информированное решение по поводу отказа от своего права. Хотя она могла в какой-то степени понимать риск, которому подвергается при отказе от срока давности, степень риска была совершенно непредсказуемой. Принципы заблаговременного уведомления и ограничения должностной дискреции, воплощенные в принципе законности, гарантированном в соответствии с пунктом 1 статьи 7 Конвенции, должны считаться минимальным требованием поддержания верховенства права.

13. Кроме того, решение, содержащееся в части 2 статьи 27 УПК РФ, само по себе сомнительно с точки зрения прав человека. Отказ обвиняемого от своего права на прекращение уголовного дела в связи с истечением срока давности является добровольным обращением к суду первой инстанции, которое может иметь место в любое время в будущем, независимо от применимого закона о сроке давности. Практический результат состоит в том, что любое лицо может согласиться на то, чтобы быть судимым и впоследствии наказанным за любое преступление, даже небольшой тяжести, совершенное давно, когда уголовное преследование и осуждение более не отвечают какой-либо законной цели, пенологические нужды не оправдывают наказания, и доказательства могут уже исчезнуть. По нашему мнению, подобный отказ сам по себе несовместим с Конвенцией, поскольку он устраняет возмещающую цель и смешанную - материально-правовую и процессуальную - природу срока давности.

14. Срок давности заключается в погашении преступления, которое лишает государство юрисдикции права преследовать, судить, осуждать и приговаривать предполагаемого преступника. Сроки давности в уголовном законодательстве не только направлены на воспрепятствование преследованию на основании фактов, которые становятся неясными по прошествии времени, но и устанавливают срок возникновения неопровержимой презумпции о том, что из преступного деяния более не следует опасность для общества, и право обвиняемого на справедливое судебное разбирательство умаляется. Таким образом, его оценка является материально-правовой предпосылкой права государства преследовать преступников и наказывать преступное поведение. Эта предпосылка восходит к сути суверенной власти государства наказывать и, следовательно, касается существа дела, а не только его приемлемости.

15. Первоначальный подход Европейского Суда к вопросу природы срока давности был неустойчивым. В Постановлении по делу "Коэм и другие против Бельгии" ( and Others v. Belgium) <34> вопрос о том, будут ли нарушены требования статьи 7 Конвенции, если закон удлиняет срок давности после его истечения, был оставлен открытым, хотя Европейский Суд признал допустимость закона, которым продлевает срок давности, если он вступает в силу после истечения срока давности. В деле "Превити против Италии" (Previti v. Italy) <35> Европейский Суд истолковал этот фрагмент дела Коэма и других как признание чисто процессуального характера срока давности, на который гарантии статьи 7 Конвенции не распространяются. Но этот подход был правомерно оставлен в Постановлении Большой Палаты по делу "K.-H.W. против Германии" (K.-H.W. v. Germany) и Постановлении Большой Палаты по делу "Кононов против Латвии" (Kononov v. Latvia) <36>. Нынешний подход Европейского Суда является ясным и недвусмысленным. Он может быть кратко сформулирован следующим образом: срок давности в равной степени относится к условиям существования преступления и потому разделяет материально-правовую природу составных элементов преступления, откуда логично вытекает полная применимость статьи 7 Конвенции, включая запрет ретроактивного применения уголовного закона и более жесткими положениями о сроке давности в ущерб обвиняемому. Таким образом, {срок давности имеет в свете Конвенции смешанную природу, процессуальную и материально-правовую одновременно}.

--------------------------------

<34> Постановление Европейского Суда по делу "Коэм и другие против Бельгии" ( and Others v. Belgium), жалобы N 32492/96, 32547/96, 32548/96, 33209/96 и 33210/96, §§ 149 - 150, ECHR 2000-VII.

<35> Решение Европейского Суда по делу "Превити против Италии" (Previti v. Italy) от 12 февраля 2013 г., жалоба N 1845/08, §§ 80 - 85.

<36> Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K.-H.W. против Германии" (K.-H.W. v. Germany) от 22 марта 2001 г., жалоба N 37201/97, §§ 107 - 112, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии" (Kononov v. Latvia) от 17 мая 2010 г., жалоба N 36376/04, §§ 228 - 233.

16. Вышеупомянутое понимание срока давности имеет различные правовые последствия. {Во-первых, суды вправе и даже обязаны разрешать вопрос о применимости срока давности по своей инициативе с учетом первостепенных мотивов публичной политики для введения сроков давности. Во-вторых, поскольку срок давности затрагивает право государства преследовать, судить, осуждать и наказывать граждан, принцип законности полностью применим к его режиму. Основания ограничения, приостановления и перерыва действия срока давности и любые исключения или продления срока давности относятся к ведению законодателя и не могут быть установлены судами или зависеть от обвиняемого. В-третьих, от срока давности нельзя отказаться: течение срока давности лишает суд права на рассмотрение дела и наказание обвиняемого, и никакой отказ обвиняемого не может восстановить требуемую юрисдикцию. В государстве, регулируемом верховенством права и правами человека, юрисдикция по уголовным делам не может быть передана суду односторонним актом обвиняемого. Любое наказание за действие или бездействие, по которым истек срок давности, даже при наличии желания быть судимым, не только безвозвратно непропорционально, но, кроме того, противоречит требованиям принципа законности. Срок давности не только способ защиты, от которого можно отказаться, но существенная гарантия рационального использования власти государства по исполнению уголовного законодательства.}

Заключение

17. В итоге мы полагаем, что заявительница была не только лишена своего права на оспаривание экспертных доказательств и потому была несправедливо осуждена, но она была также приговорена в соответствии с неопределенной и ретроспективной нормативной базой. От правосудия можно было потребовать прекратить данную процедуру и не оставлять возможности для этого полностью безосновательного уголовного разбирательства. Соответственно, мы считаем, что имело место явное нарушение требований статьи 7 Конвенции, и, соответственно, не согласны с решением не рассматривать по существу жалобу в этой части.

ЧАСТИЧНО НЕ СОВПАДАЮЩЕЕ ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ

ПАУЛУ ПИНТУ ДИ АЛБУКЕРКИ

1. В дополнение к нарушению пункта 1 статьи 6 Конвенции я нахожу, что имело место также нарушение требований подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) в связи с несправедливым рассмотрением свидетельских показаний в данном уголовном разбирательстве. Несправедливость рассмотрения экспертных доказательств усугублялась дополнительным отсутствием допроса предполагаемой потерпевшей во время первого и второго судебных разбирательств.

2. Предполагаемая потерпевшая не допрашивалась судом, поскольку ее показания были оглашены в открытом судебном заседании во время первого и второго судебных разбирательств. В связи с тем, что она сообщила суду перед вторым судебным разбирательством, что уже "примирилась" с обвиняемыми и даже отозвала свою жалобу, не имелось оснований опасаться психологического или физического вреда в случае ее столкновения с обвиняемой в судебном заседании. В то время как две медицинские справки, выданные 19 января 2006 г. и 22 марта 2007 г., указывавшие, что ее явка в суд не рекомендуется, поскольку может вызвать "рецидив", возможно, могли оправдывать ее отсутствие в первом судебном разбирательстве, но они определенно не могли являться основанием для решения суда не вызывать С.Д. для дачи показаний во втором судебном разбирательстве в июне 2009 года, более чем через два года, когда новая относимая информация о ее состоянии рассудка и взаимоотношениях с обвиняемой стала известной суду. Упоминание неопределенных источников, таких как "полученная информация" (§ 88 настоящего Постановления), судом первой инстанции венчает произвол в решении, и без того лишенном правдоподобных фактических и правовых оснований.

3. Кроме того, допрос предполагаемой потерпевшей имел решающее значение ввиду того факта, что вменяемое преступление подразумевало неосторожное причинение вреда потерпевшей незаконным осуществлением частной медицинской или фармацевтической деятельности. Суд первой инстанции должен был оценить, причинен ли предполагаемой потерпевшей какой-либо психологический или физический вред в период, относящийся к обстоятельствам дела, с апреля по июнь 2002 года, и если да, был ли этот вред причинен действиями заявительницы. Наличие вреда и причинная связь могли и должны были быть удостоверены на основании непосредственных показаний предполагаемой потерпевшей в суде. Ни суды страны, ни единственный эксперт (врач Ив.), чье заключение было использовано судами страны в обоснование осуждения, не наблюдали, не говоря уже о допросе, потерпевшую и не оценивали, был ли ей причинен какой-либо вред действиями заявительницы. Таким образом, показания предполагаемой потерпевшей могли обеспечить выяснение судом существенных вопросов факта, которые оспаривались стороной защиты.

4. Решение стороны защиты не возражать против оглашения ранее полученных в разбирательстве до начала первого судебного процесса показаний С.Д. не может быть недвусмысленно истолковано как отказ от права ее допроса. То же относится к оглашению показаний других свидетелей, представленных стороной обвинения. Неопровержимым фактом является то, что на слушании во втором судебном разбирательстве 2 июля 2009 г. сторона защиты прямо возражала против оглашения показаний С.Д. и других свидетелей обвинения, которые были получены на предыдущих стадиях разбирательства. Позиция стороны защиты была ясной и оправданной: она хотела допросить свидетелей по поводу фактов дела с учетом новых данных, таких как наличие психических проблем у членов семьи предполагаемой потерпевшей, а также "примирение" и отзыв жалобы предполагаемой потерпевшей. Сторона защиты имела право оценить, что отвечало ее интересам, и ее решение должно было учитываться судом в целях справедливости судебного разбирательства, включая базовое право на допрос свидетелей обвинения или на то, чтобы они были допрошены. Суд первой инстанции просто согласился с тем, что инициатива стороны защиты была нецелесообразной - форма поведения, которая не слишком отличалась от поведения милицейского следователя на досудебной стадии разбирательства.

5. Кроме того, не были приняты какие-либо уравновешивающие меры прокурором или судом в интересах обвиняемой, когда предполагаемая потерпевшая допрашивалась на досудебной стадии разбирательства, чтобы установить некоторые процессуальные гарантии для обеспечения справедливости разбирательства и достоверности доказательств. Например, защитнику не было разрешено присутствовать при милицейском допросе свидетеля.

6. Довод о том, что показания предполагаемой потерпевшей не были единственным и решающим доказательством против обвиняемой, не является убедительным. Помимо экспертного заключения врача Ив. и некоторых документальных доказательств, включая историю болезни С.Д., устав организации, ее брошюры и листовки, второй суд первой инстанции основал свои выводы о фактах на показаниях предполагаемой потерпевшей С.Д., полученных 24 марта 2003 г. и 22 апреля 2004 г., и показаниях Н.Д. (сестры предполагаемой потерпевшей), полученных 9 сентября 2003 г., все эти показания были получены на досудебной стадии милицией, показаниях З.Д. (матери предполагаемой потерпевшей) и Е.Д. (брата предполагаемой потерпевшей), полученных в первом судебном разбирательстве, совместно с показаниями Е.К., О.Л., Е.Б., И.Г. и других, полученных либо следователем на следственной стадии либо в первом судебном разбирательстве. Все обвинение было основано на непроверенных показаниях потерпевшей, подтвержденных единственным экспертом, которая никогда не видела потерпевшую и которую никогда не допрашивали в судебном заседании, а также других свидетелей, чьи показания также не подвергались перекрестному допросу во втором судебном разбирательстве. Выражаясь откровенно, основа позиции стороны обвинения не была слабой, она просто не существовала. Любой суд отклонил бы позицию обвинения по причине отсутствия достоверных доказательств, как правомерно и поступил первый суд первой инстанции.

7. Факты, изложенные выше, наводят на некоторые размышления общего характера. Принцип справедливого судебного разбирательства и принцип перекрестного исследования доказательств требуют, чтобы свидетельские показания были представлены судье, выносящему приговор. Оценка достоверности этих показаний зависит от их непосредственного восприятия судьей. {Непосредственность отношений между судьей и показаниями (или Unmittelbarkeitsprinzip, как это называется в германской доктрине) является составным элементом состязательного разбирательства, присущим понятию справедливого судебного разбирательства. Так, в принципе суд первой инстанции не может основывать уголовное осуждение на свидетельских показаниях, полученных до судебного разбирательства, даже если эти показания были получены в более раннем судебном разбирательстве в том же или другом суде, приговор которого был впоследствии отменен, и независимо от того, были ли составы первого и второго суда первой инстанции различны.} Тем более этот вывод применим к свидетельским показаниям, полученным на досудебной стадии разбирательства. Очевидным следствием этого принципа является то, что только в исключительных случаях свидетельские показания, полученные на досудебной стадии уголовного разбирательства или на судебной стадии, в случае возвращения дела на новое рассмотрение, могут считаться допустимыми и использоваться в качестве основания для вынесения приговора.

8. Для полного соблюдения принципа справедливого судебного разбирательства и принципа перекрестного исследования доказательств должен существовать исчерпывающий правовой перечень оснований для оглашения показаний отсутствующего свидетеля в открытом судебном заседании, таких как смерть, физическая или психическая неспособность, исчезновение, выезд за границу и необходимость защиты жизни, безопасности или здоровья свидетеля. Кроме того, перечень этих оснований должен различать показания, данные судье, прокурору или милиции. {Для целей состязательного и справедливого исследования доказательств показания, данные милиции или прокурору, не могут быть приравнены к показаниям, данным судье на досудебной стадии. Перечень оснований для оглашения показаний отсутствующего свидетеля в открытом судебном заседании должен быть более широким, если показания получены судебным органом, и менее широким, если они получены несудебным органом.} Для тех же целей при принятии решения об оглашении показаний отсутствующего свидетеля суды должны принимать во внимание присутствие или отсутствие адвоката стороны защиты при допросе свидетеля. Опыт показывает, что вмешательство адвоката стороны защиты на поздней стадии часто имеет место слишком поздно и может быть недостаточным для устранения недостатков предыдущего несостязательного допроса свидетеля. {Перечень оснований для оглашения показаний отсутствующего свидетеля в открытом судебном заседании может быть более широким, если адвокат стороны защиты участвовал или имел возможность участвовать в досудебном допросе свидетеля, и менее широким, если он не имел такой возможности.}

9. Соответственно, {правовой стандарт Европейского Суда, который был недавно установлен в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Хавайя и Тахири против Соединенного Королевства" (Al-Khawaja and Tahery v. United Kingdom), жалобы N 26766/05 и 22228/06, ECHR 2011, должен быть дополнительно усовершенствован на основании совместной оценки следующих критериев: (1) характера основания, препятствующего явке свидетеля в судебное заседание, (2) вида органа власти, в котором свидетель ранее давал показания, (3) наличия или отсутствия адвоката стороны защиты при этом конкретном допросе, (4) наличия других механизмов, обеспечивающих право стороны защиты оспаривать справедливость получения показаний, достоверность свидетеля и его показаний, (5) значения оглашенных показаний недопрошенного свидетеля для приговора суда первой инстанции, (6) отказа от права на допрос отсутствующего свидетеля.}

10. В итоге систематический отказ стороне защиты в какой-либо возможности оспаривания доказательств стороны обвинения и последующее использование оглашенных свидетельских и экспертных доказательств, полученных на досудебной стадии разбирательства или в первом судебном разбирательстве, несмотря на стойкое сопротивление стороны защиты, второй суд первой инстанции лишил принцип перекрестного исследования всякого практического значения и, в конце концов, превратил приговор в фарс, при котором осуждение обвиняемой с самого начала судебного разбирательства представлялось самореализующимся предсказанием, что подтверждалось каждым новым промежуточным решением, принимаемым вопреки интересам стороны защиты и, наконец, предсказуемым осуждением обвиняемой. Суд кассационной инстанции не обеспечил средств правовой защиты против этой явной несправедливости.

Распечатать Скачать

Прямая ссылка на материал:

Адвокатам

Обучение

Документы ФПА РФ

События

Претендентам

Гражданам

Новости о правовом просвещении

Госорганам

Документы ФПА РФ

Публикации о КИС АР

Для СМИ

События

Медиа

Постановление Европейского суда по правам человека «Дело “Матыцина (Matytsina) против России”» (жалоба № 58428/10)

Адвокатам

Претендентам

Гражданам

Госорганам

Для СМИ

Постановление Европейского суда по правам человека «Дело “Матыцина (Matytsina) против России”» (жалоба № 58428/10)

Подпишитесь на рассылку