Лично я на это не подписывался

Об очередных попытках распространения норм КПЭА за пределы профессии и пределах вмешательства корпорации в область гражданских свобод

---

1. На четвертый круг?
В преддверии очередного Всероссийского съезда адвокатов появились публикации, явно направленные на разрушение устоявшегося в нашем сообществе принципа недопустимости вмешательства органов адвокатского самоуправления в частную и публичную жизнь адвокатов.
Этой цели, по мысли инициаторов слома сложившегося в адвокатуре «статуса-кво», должно послужить изменение на съезде ряда норм Кодекса профессиональной этики адвоката. Говоря обо всем этом, я подразумеваю прежде всего опубликованный блог вице-президента ФПА РФ Г.К. Шарова «Основания для дисциплинарной ответственности адвокатов».
Эти попытки совпали с вынесением решения Лефортовским районным судом г. Москвы по иску И.Л. Трунова об оспаривании решений Квалификационной комиссии и Совета Адвокатской палаты Московской области о прекращении его адвокатского статуса и восстановлении в членах палаты. Иск коллеги был удовлетворен судом первой инстанции. Впрочем, будем откровенны – совпадение вряд ли является случайным. Ряд размещенных на сайте ФПА РФ публикаций не последних в адвокатуре людей содержал жесткую критику состоявшегося судебного решения с позиций, близких суждениям Г.К. Шарова. Технология подобной синхронизации очевидна.
Кстати, лично мне понадобилось немало усилий, чтобы ознакомиться с критикуемым решением суда. Найти его удалось лишь в блоге все того же И.Л. Трунова. При таком положении дел поневоле приходит на ум аналогия с анекдотичной ситуацией, когда читателей советских передовиц призывали к солидарному осуждению романа, которого никто не видел в глаза.
Известное решение Совета ФПА по интернету воспрещает мне выдавать свои мысли за мнение адвокатского сообщества. Да и не хотелось бы. Поэтому скромно отмечу, что высказываемые ниже мысли совпадают с содержанием резолюций, многократно и единогласно принимаемых на конференциях АП Удмуртской Республики, а также решениями Совета и Квалификационной комиссии нашей палаты. Но что-то подсказывает мне, что социокультурные традиции разных регионов не могут существенно повлиять на отношение к обозначаемой проблеме в общей адвокатской массе.
Напомню о результатах работы предпоследнего Всероссийского съезда адвокатов, на котором было принято решение о недопустимости распространения норм КПЭА за пределы профессии. И вот что интересно – этому решению предшествовала годичная открытая дискуссия во всем адвокатском сообществе. Теперь дискриминационная идея вбрасывается за пару месяцев до очередного съезда. И как бы то ни было, но вынесение на обсуждение Съезда судьбоносного для адвокатуры вопроса без широкой общественной дискуссии просто недопустимо.
2. Ну и мы айда туда же? А лично я на это не подписывался.
«У судей есть, у прокуроров есть, а у адвокатов»? Этим подзаголовком начинается блог Г.К. Шарова. Давайте разберемся, что и у кого «есть», а главное, почему. Тезис моего оппонента предельно прост – этические кодексы судей и прокуроров содержат принципы и правила поведения вовне профессии. Ну и мы, адвокаты, давайте введем.
Между тем сложно не увидеть разницу в правовом статусе лиц, принадлежащих к разным по условиям и роду деятельности категориям граждан. Первая же статья Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации» носит гордое название – «Судьи – носители судебной власти». Согласно Федеральному закону «О прокуратуре Российской Федерации» служба в органах и организациях прокуратуры также является федеральной государственной службой. Не только эти заоблачные для нас выси, но и иные виды гражданской службы связаны с вполне понятными и оправданными ограничениями и запретами, связанными с соображениями поддержания служебной лояльности и общегражданской сдержанности. Что соответствует идее службы на государство. Вполне понятно, что иное, более либеральное понимание вопроса сделало бы невозможным эффективное осуществление органами государственной власти своих полномочий и лишило бы государственную службу ее конституционного и практического смысла.
Ну, как бы это попроще … В определенном смысле это все равно, что разрешить солдату как, например, лицу гражданскому, обсуждать и манкировать приказ идти в атаку по тому основанию, что прапорщик крадет тушенку, а генералиссимус, по его мнению, берет откаты от военных заказов, ради чего война и затевалась. Но и вводить для гражданского лица временные нормативы заматывания портянок не есть намного лучше. Пожалуй – даже пострашнее будет.
Приведенная логика – отнюдь не мои фантазии, она основана на суждениях Конституционного Суда РФ. В своем Постановлении от 30 июня 2011 г. № 14-П Конституционный Суд указал, что реализуя право на свободное распоряжение своими способностями к труду путем поступления на государственную службу, гражданин добровольно избирает профессиональную деятельность, занятие которой предполагает наличие определенных ограничений в осуществлении им конституционных прав и свобод, что обусловлено исполнением особых публично-правовых обязанностей, возложенных на государственных служащих сообразно соответствующему виду государственной службы, и, следовательно, требует соблюдения в правовом регулировании государственной службы баланса законных интересов, связанных с ее организацией и эффективным функционированием, и необходимости защиты прав и свобод лиц, находящихся на государственной службе. Соответственно, специфика государственной службы предопределяет с учетом задач, принципов организации и функционирования того или иного вида государственной службы налагаемые на государственных служащих ограничения прав и свобод человека и гражданина.
Для ясности скажу, что поводом для этих суждений Конституционного Суда явились жалобы состоявших на государственной службе граждан, уволенных за критику государственных органов.
Кстати, упомянутое решение Конституционного Суда было для жалобщиков вполне позитивным. Суд констатировал, что в силу принципа открытости государственной службы и ее доступности общественному контролю, а также необходимости объективного информирования общества о деятельности государственных служащих, запрет для государственных служащих на публичные высказывания, суждения и оценки, выходящие за рамки возложенных на них должностных обязанностей, не должен использоваться для поддержания режима корпоративной солидарности работников государственного аппарата, исключающей доведение до граждан информации, имеющей важное публичное значение. Возникают легкие аллюзии с делом Трунова. Впрочем, об этом после.
Теперь позволю себе напомнить, что согласно положениям Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» адвокатской деятельностью является оказываемая адвокатами квалифицированная юридическая помощь (ст. 1 Закона об адвокатуре), а Кодекс профессиональной этики адвоката устанавливает обязательные для каждого адвоката правила поведения именно и исключительно при осуществлении адвокатской, а не какой бы то ни было иной деятельности (ст. 4 Закона об адвокатуре). Не нужно быть профессором права, чтобы адекватно истолковать эти прозрачные требования закона – все, что лежит за пределами оказаниям адвокатами юридической помощи – вне сферы компетенции Кодекса профессиональной этики адвоката.
Связывая свою судьбу с адвокатурой, я не в последнюю очередь исходил из соображений наличия тех личных свобод, которые, в отличие от государственной службы, дает эта профессия. И уж никак не рассчитывал на то, что орган самоуправления некоммерческой организации, гордо поименованный в законе в качестве «института гражданского общества», получит карт-бланш на контроль за моей частно-публичной жизнью.
Только не нужно говорить, что агитаторы и пионеры новых форм корпоративного контроля имеют в виду нечто другое, чем то, о чем я веду речь. В статье моего уважаемого оппонента с удовольствием (судя по жирному выделению) цитируется: «не только профессиональная, но и всякая другая общественная деятельность присяжного поверенного, даже его частная жизнь могут дать повод к вмешательству дисциплинарной власти Совета, такой повод может возникнуть иногда даже среди самой интимной, семейной обстановки»!!! Не страшно ли становится, господа? В этом же смысловом ряду лежит недавнее решение Совета одной из региональных палат адвокатов, предписывающее представителям адвокатского сообщества «согласовывать выступления в средствах массовой информации, в том числе не связанных с адвокатской деятельностью, экспертные заключения и комментарии, пояснения, открытые письма (обращения) в органы государственной власти и иные организации с Адвокатской палатой». Стесняюсь спросить – а паспорта у адвокатов этой палаты еще на руках или уже в Совете хранятся? Вполне понятно, что на подобное решение коллег вдохновило авторское прочтение принятых ФПА РФ Правил поведения адвокатов в сети «Интернет». Что называется – «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…» Как минимум.
Отмечу, что лично я на подобное отношение к себе «не подписывался» и с ограничением своих прав, от кого бы они ни исходили, мириться не намерен. Как, извините за смелое утверждение, и другие адвокаты нашей палаты. Во всяком случае, довожу до сведения заинтересованных лиц, что я получил прямое поручение Совета нашей палаты на судебное обжалование возможных решений, ограничивающих конституционные права наших адвокатов.
Что до ссылок на традиции присяжной адвокатуры, то общеизвестно, что на каждое решение Совета присяжных поверенных в пользу тотального контроля за частной жизнью своих членов найдется полтора против. Да и не в том дело. Умильно креститься на каждое принятое при «проклятом царском режиме» решение не стоит. Среди таковых попадались и весьма, простите, дурацкие. Люди, знаете ли, как люди. Не умнее и не глупее нас. Плюс общественный прогресс и все такое… Если еще кто в прогресс верит... Я уже сомневаться начинаю.
3. О пользе системного толкования нормы и принципиальной разнице между профессиональной деятельностью и физиологическими рефлексами.
На чем же строится позиция коллеги? Практически – на толковании одной единственной нормы нашего этического Кодекса. «Осуществление адвокатом иной деятельности не должно порочить честь и достоинство адвоката или наносить ущерб авторитету адвокатуры» (п. 4 ст. 9 КПЭА). Эта норма в первоначальной редакции Кодекса не содержалась и была введена позднее.
Так давайте разберемся, о какой «иной деятельности» ведет речь КПЭА.
Для этого посмотрим, что регулирует ст. 9 КПЭА, в которую была записана указанная новелла.
Статья эта посвящена исключительно профессиональной деятельности адвоката. Предыдущая вновь введенной норме часть статьи касалась запрета занятия адвокатом «иной оплачиваемой деятельностью». За рядом прямо названных в статье исключений, например, «научной, преподавательской, экспертной, консультационной… и иной творческой деятельности».
Разумеется, вновь введенная норма запрещала наносить ущерб авторитету адвокатуры при осуществлении именно этой, названной выше творческой деятельности профессионального характера. То есть – преподавай, читай лекции, консультируй, но при этом, учитывая смежный, порой трудноразличимый с предметом адвокатской деятельности характер этих занятий, будь добр – соблюдай приличия, прописанные для адвоката. Пример нарушения. Преподающий адвокат восхваляет среди студентов законы третьего рейха о расовой сегрегации или предлагает ввести в России шариатские законы фундаменталистского толка. Очевидно, что это не слишком вяжется с гуманистическим характером нашей профессии. Все просто.
И путать кислое с твердым не следует. Ибо когда человек идет по пустыне и потеет от жары, то это не профессиональная деятельность, а рефлекторное действие. Даже если при этом он профессионально ловит гремучих змей. И даже когда адвокат приходит в Большой театр в шортах, это тоже не та деятельность, о которой идет речь в КПЭА. Это тяга к прекрасному. Плюс плохое воспитание, не имеющие отношения к предмету регулирования КПЭА.
4. А нам оно надо?
С неослабевающим интересом слежу за дисциплинарной практикой судейского сообщества. Порой пишу в их квалификационные коллегии жалобы. Часто разговариваю со знакомыми судьями по вопросам сложившегося в их сообществе психологического климата.
Выводы делаю вот какие. Если судья выложит в интернет собственное фото с ногами, закинутыми на стол – привет тебе, дорогой, ступай в непочетную отставку. А если судья сфальсифицирует доказательства, то это уже совсем другая история. Это – смотря не в пользу кого. Ежели не в пользу подсудимого (кстати, обратное бывало?) – то жалуйся хоть до морковкина заговенья, коль заняться больше нечем. О сложившейся в судейском сообществе атмосфере лучше помолчу. Монастырь чужой. Скажем мягко – монастырь на любителя.
Но, в общем и целом, повторюсь – тут ничего не поделаешь. Государственная служба. А когда в государственных интересах рубят лес, щепки летят особенно интенсивно.
Право же, не знаю, много ли коллег будут испытывать удовольствие от обсуждения на Квалификационных комиссиях и в Советах «всякой другой общественной деятельности» адвоката и «даже его частной жизни… иногда даже среди самой интимной, семейной обстановки», о которой пишет уважаемый коллега Г.К. Шаров. Допускаю, что это окажется для кого-то занятнее, чем оценивать, к примеру, качество оказанной коллегой юридической помощи. Но я лично буду испытывать от изучения чужого интима тяжкие душевные муки.
Впрочем, достаточно о «заглядывании под чужие постели». Есть проблемы поважнее. Напомню о вступившем в законную силу приговоре по «пермскому блогеру» Лузгину, который был осужден за репостированные в Интернете фразы: «коммунизм и Германия совместно напали на Польшу, развязав Вторую мировую войну» и «коммунизм и нацизм тесно сотрудничали». Все, что я до сих пор читал и слышал, позволяет мне сочувственно отнестись к суждениям историков, которым опубликованное Лузгиным суждение соответствовало. Допустим, что в аналогичной или в близкой истории с адвокатом дело до суда не дойдет. Но дойдет до представления Управления Минюста в Адвокатскую палату о его лишении адвокатского статуса. Причем, с железной, основанной на упомянутом судебном решении преюдициальной логикой. Делать-то что будем, если согласимся с коллегой Шаровым? И уж простите великодушно, но для меня неочевидно, что подход к такому делу в Квалификационной комиссии и Совете АП Удмуртской Республики совпадет с подходом упомянутого выше Совета региональной палаты, непременно желающего согласовывать «не связанные с адвокатской деятельностью открытые письма, обращения и выступления» своих членов. Впрочем, не представляю, как придется изворачиваться даже в нашем, либерально настроенном Совете.
Это не более чем пример. Каждый сможет смоделировать собственный.
И еще – хотя бы у кого-то есть сомнения, что применяться подобные «наезды» будут весьма избирательно, в зависимости от социальной и профессиональной активности адвоката?
5. Пепел Трунова стучит в мое сердце. Но не сказать, чтобы сильно.
Никогда бы не подумал, что судебное решение, вынесенное против уважаемой АП Московской области и, будем откровенны, против настроения большинства руководителей корпорации, меня не расстроит. И вовсе не потому, что я с самого начала конфликта публично заявлял о несогласии с принятым коллегами решением (не более чем общегражданская и профессиональная позиция, поскольку к АП Московской области я отношения не имею). И не потому, что был уверен в итогах назревающей судебной тяжбы. А просто потому, что иной проигрыш дороже победы.
Было бы нечестным сказать, что судебное решение не оставило у меня узкопрофессиональных вопросов. В частности, из него трудно сделать вывод о, так сказать, «лингвистической интенсивности» тех критических замечаний, с которыми публично выступал И.Л. Трунов. А ну как он коллег в радиоэфире поливал нецензурно? Впрочем, судя по решению суда, а также по тому, что мне было известно изначально, это крайне маловероятно.
А в отношении сути принятого судом решения – я двумя руками «за». И «если бы я был директором», то тотчас приказал бы выбить цитаты из него на фронтоне Федеральной палаты адвокатов. Золотыми буквами.
Непонятно, когда представители профессии, альфа и омега которой состоит в отстаивании гражданских прав и свобод, могут что-то иметь против суждений суда о широких пределах критики в отношении публичных лиц или сложившихся общественных отношений (до тех пор, разумеется, пока они не падают в область явного и «самоценного» хамства).
Скажу больше. Я полностью согласен с рядом позиций восстановленного в наших рядах коллеги. В частности, не могу не поддержать тезис о «неразвитости института ротации в адвокатском сообществе», увы, на практике противоречащий декларируемым в законе принципам самоуправления, корпоративности и равноправия адвокатов.
Нет слов – Игорь Леонидович крайне своеобразный человек. Но истина, знаете ли, дороже отношения к г-ну Трунову. Ко всему – кто из стоящих адвокатов не оригинален?
«Личная свобода или корпоративные правила?» – вопрошает заголовок статьи одного из коллег, посвященной анализу судебного решения по иску Трунова. Странное, надуманное противопоставление! Личная свобода и есть краеугольный камень корпоративных правил построения адвокатуры. Помните, некто Вольтер говорил насчет готовности отдать жизнь за право человека публично выражать даже ненавистные ему, Вольтеру, суждения? В современном обществе теплохладных эмоций и приспособленческих реакций подобный пафос, увы, кажется избыточным. Но, в принципе, великий гражданин был совершенно прав.